Читать «Женя Журавина» онлайн - страница 86

Ефим Яковлевич Терешенков

Женю поразил внешний вид поселка и школы: они были окружены плотным кольцом деревьев и кустарников, отдельные деревья были почтенного возраста; черемуха, дикие яблони, груши, дубки и липы росли то там, то здесь на широких улицах: население оберегло их по настоянию учителя.

Школа — новое двухэтажное здание — была обсажена деревьями, имела свой сад, питомник, школьный дендрарий.

Живой справочник по своему району и краю, учитель рассказал Жене, когда возник тот или иной поселок, почему получил свое название, какие события происходили здесь за последние полвека. Он показал ей свою школьную летопись, толстую книгу, в которой, записанные его рукою, нашли свое отражение главнейшие события из жизни школы и поселка со времени их основания. За первые годы запись была сделана по памяти, за последние — по свежим следам. Тут было много сведений из жизни природы: начало и конец ледостава, первые осенние и последние весенние заморозки, таблицы наблюдений за температурой воздуха, глубиною снегового покрова, прилетом и отлетом птиц, цветением деревьев, растущих на улице, которые таким образом являлись живым всеобщим календарем; заметки о посещении поселка тиграми в первые годы поселения, медведями — пасек, подходом морской рыбы для икрометания.

Особенно обширны были записи первых лет революции, периода гражданской войны, коллективизации сельского хозяйства.

Учитель развернул перед Женей карту-самоделку своего района, особенно подробную на участке поселка и его окрестностей. Здесь были обозначены маршруты экскурсий, нанесены ручьи и речки, земельные угодья, озерца и отдельные деревья.

Жене непонятна была такая внимательность человека к месту своей жизни, и старый учитель прочитал ей лекцию-нотацию:

— Ах, ах... И кто вас учит — современную молодежь? Нет у вас любопытства. И глаза хорошие, а видеть не умеете. Как же зачем? Вот я умру или уйду отсюда, придет другой, откроет шкаф, найдет все это, узнает, что его окружает, что было здесь раньше. Прошлое — фундамент настоящего. А фундамент надо закладывать надежный. Ну, а, кроме того, «с природой одною он жизнью дышал...» Известно вам такое? Вот я прожил тут сорок лет и все еще не надышался. Куда ни манили, уйти не могу. Вон за той горкою есть озерцо. Ничего в нем особенного. Над озерцом скала, а берега — непролазные заросли, в одном месте — песчаные. Раньше лебеди, утки водились, лоси на водопой ходили. Вот я, бывало, под вечер или на утренней зорьке заберусь в укромное местечко и жду. Загорятся скалы от восходящего или заходящего солнца, отразятся в воде, — вот он и ломится, лось; войдет в озеро, всколыхнет воду, войдут круги, оживет и зашатается отражение скал под водой; а из зарослей пара лебедей выплывает, уточка выведет свое семейство, цапля пригорюнится, кулички пойдут расхаживать по отмели, зимородок гладь возмутит, а я сижу и пасу это древнее стадо. Ружье со мною, а стрелять — и мысли такой нет; встану, покажусь — не шарахаются, и я — на седьмом небе. Думаешь: не было рая на земле; а почему бы ему и не быть? Зверь подходит к человеку и лижет ему руку, птица садится на плечо... Вот к этому озерцу я и проторил тропу. То же мог бы сказать о многих других местах. Вот, и попробуй, оторви меня от этих мест. Как раз за год перед войной поехал на Запад, на родину, на Черниговщину, поехал пораньше, думал: соловьев наслушаюсь, тамошней весною надышусь. Там тоже весна хороша! Нет, не выходит: и соловьи те же, и весна идет по-заведенному, но душа осталась здесь. И соловьи не в соловьи... Сын в Ленинграде, дочь в Полтаве, другая в Киеве. Тянут-потянут к себе, а вытянуть не могут. И не вытянут.