Читать «Женя Журавина» онлайн - страница 32
Ефим Яковлевич Терешенков
— Что же поделаешь? Видно, такое нынче время. Вот и ты оторвалась от своих и куда закатилась, — говорила она Жене, прижимая ее к своему плечу.
Женя покорно прислонилась да так и просидела до утра.
— Теперь чем мы живем, старые люди? Не своим личным — много ли нам надо? И не родичами — где они? А нашим общим, советским. Хорошо оно — значит, и моим детям и мне хорошо, а плохо — значит плохо всем, и плохое надо изживать. Пора бы и в сторону отойти — вам, молодым, уступить дорогу; да как отойдешь? Кому передам школу?
Вот и жду смену, чтобы отойти и глядеть с радостью, как у вас лучше нашего получается.
У Марии Петровны жизнь сложилась по-другому. Ее жениха, студента, арестовали за месяц до свадьбы, сослали в Сибирь, и там он умер от туберкулеза. И это зажгло в ней непримиримую ненависть к самодержавию, ко всяческой неправде, в большом и малом. Не было на земле человека, какой бы пост он ни занимал, которому бы она не говорила правду в глаза. Счастье ее, что вот уже почти четверть века она жила при советской власти. Тут и бездушный понимал, что за ней стоит большая правда, и поэтому уступал. Она была у населения поселка вечным ходатаем и заступницей, делила печали и радости каждой семьи в отдельности и всех вместе.
— Да, а ты знаешь, ведь она тебе завещала все свое добро. Однажды, когда ты ушла на урок, она при всех сказала: «Вот моя наследница. Пусть она распорядится моим добром, как ей захочется».
— Агния Петровна, да зачем это мне? Ничего я не возьму. Я боюсь притронуться к этому.
— Воля покойной священна...
Тайфун бушевал двое суток и оборвался так же внезапно, как и налетел. Сугробы намело по самые крыши, залепило снегом стены домов, окна, деревья; но когда небо очистилось и над морем поднялось солнце, мир сразу же помолодел и, казалось, сам на себя загляделся. Никем не потревоженный, чистый, белый до боли в глазах, лежал снег, сверкавший неисчислимыми искорками. Люди тоже казались помолодевшими, и, как ни хотели иные сделать приличное случаю печальное лицо, улыбка, как солнце из-за туч, прогоняла грусть, и разговор сам собою переключался на что-нибудь веселое. То же происходило и с Женей. Люди, кто с лопатой, а кто и без нее, смело лезли в глубокий снег, прокладывая тропинки; подростки толкали друг друга в сугробы, и ей захотелось во всем этом принимать участие. Увидев уборщицу, разгребавшую снег возле школы, Женя направилась к ней:
— Тетя Шура, давайте-ка я!
— Что вы, Михайловна! Разве это ваше дело?
Женя выхватила лопату и, так как «тетя» была немногим старше «племянницы», бросила в нее большой белый ком, который рассыпался по плечам, опушил волосы, ресницы. «Тетя» не осталась в долгу, и через минуту обе, потеряв степенность, швыряли одна в другую охапки рассыпчатого снега. Только когда уборщица спросила о времени похорон, Женя пришла в себя: