Читать «Женя Журавина» онлайн - страница 2

— Сережка, опять лекция — вмешалась Женя. — А меня папа учил: «Доказывай, дочка, делами. Слова — шелуха, а дела — зерна!» Вот он какой у меня!.. Ребята, давайте лучше споем...

Но запеть молодежи не пришлось: откуда-то, точно со дна моря, вынырнул гармонист, взял два-три аккорда, и перед ним расступились.

Удивительный народ гармонисты: они всегда оказываются там, где необходимы. Женя в один миг организовала круг и потащила Колесова на середину.

— Нашего, украинского!

Колесов оказался плохим танцором, и Женя, вытолкнув его из крута, стала танцевать одна, дразня окружающих.

— А ну, принимай, дочка! — сказал пожилой мужчина, поплевал на ладони, хлопнул по голенищам и пошел вприсядку, а вокруг юлой кружилась Женя с платочком в правой руке, подбоченясь.

Танцующих обступили; на смену пожилому выступил красноармеец.

— Ну девчонка! — сказал старый рыбак Матвей Сурнин. — Бес в ней сидит — не иначе. И чему такая научит? Бывало, идет учитель — человек степенный, взгляд суровый. Посмотрит — рублем подарит.

— Веселость — делу не помеха, а бывает — и подмога, — отозвался собеседник. — Учитель, я так понимаю, должен идти с лицом открытым... Хмурость нам не ко двору. Конечно, характер должен иметь. Без характера — какой он воспитатель.

— Про что ж и говорю! Первое дело — основательность в человеке. Ребенок — он как горох на гряде: что подвернулось, за то и цепляется. Ему нужна опора. А какая опора в такой пигалице. Ногами выписывает, а что у ней в голове?

* * *

На море — не как на суше — скука длиннее, а радость короче. Здесь не бегут на встречу ни с рощами пригорки, ни с речками поселки — холодная синь да темная глубь. А волны идут и идут — не переждать, не сосчитать. Кого оставили, кого догоняют — поди спроси! Не скажут, не ответят. И молодежь быстро угомонилась, сгрудилась на корме в плотный кружок; кто присел, кто прислонился к соседу.

Начиналась новая самостоятельная жизнь, пути расходились; а куда приведут и что ожидает там, в конце пути? Годы учения, забот и опеки родителей, контроля педагогов — все это позади; теперь будут сами определять свои поступки и сами за них отвечать. Единственным учителем становится жизнь, собственный опыт, а это наставник строгий, переэкзаменовок не дает и на второй год не оставляет.

Было их в группе пять человек, и все разные: три девушки, окончившие педучилище, дети рабочих, все из одного поселка Смоленской области; а юноши Колесов и Гребнев из Смоленска, окончили Московский пединститут, дети педагогов, Гребнев — сын учительницы начальных классов, Колесов — сын директора школы.

Девушки не походили друг на друга, а скорее дополняли одна другую. Женя была порохом, душой всякого начинания; Соня Свиридова — труженицей, прозаиком и практиком, — она без всякой просьбы подруг выполняла за них всю работу, когда они жили в общежитии: мыла полы, посуду, стирала белье; Катя Крупенина, мечтательница и ленивица, казалась беспомощным существом, которая без своих подружек не могла ни на что решиться. В то же время в ней было что-то обезоруживающее: удивительная мягкость, застенчивость и задушевность. Это был ребенок, которого никто не мог обидеть; наоборот, всякому хотелось сделать для нее что-нибудь приятное.