Читать «Три позы Казановы» онлайн - страница 244

Юрий Михайлович Поляков

И вдруг как гром среди хмурого неба: Юдифь срочно вызывают в горком ВКП(б) – к секретарю.

«Зачем? Неужели хотят исключить из партии? – пронеслось в её коротко стриженной голове, пока она надевала гимнастёрку, юбку, пошитую из английских галифе, и повязывала красную косынку. – Нет, лучше смерть! – Мать-одиночка вынула из тумбочки и проверила наган: – Исключат – застрелюсь, а сына к дедушке отправлю!»

И вот бывшая чекистка, уже готовая свести счёты с жизнью, входит в кабинет секретаря горкома с простецкой фамилией Жуков. Тот, словно не замечая посетительницу, сидит, низко склонившись над развёрнутой «Правдой», покручивает кавалерийский ус и читает передовую статью. Широкоплечий, к френчу привинчены два ордена Красного Знамени. Голова обрита по тогдашней моде и сияет глянцем в свете лампочки Ильича. Вдруг секретарь отрывается от газеты, и Юдифь чуть не падает в обморок: под портретом Маркса сидит и смотрит на неё голубыми глазами монархист Фёдор Алферьев собственной персоной. Опустим возгласы изумления, слёзы счастья – и перейдём к сути дела.

6. Метаморфоза

Получив документы краскома, бывший корниловец рассчитывал, конечно, уйти за кордон, в Финляндию, но монархическое подполье, переправлявшее своих на ту сторону, было разгромлено, и «окно» на границе закрылось. Тогда он решил рвануть в Харбин и с этой целью добрался до Хабаровска, где был арестован бдительным патрулём прямо на вокзале: не понравилась его выправка. Проверили бумаги и с удивлением выяснили, что в город прибыл не кто-нибудь, а тот самый Иван Жуков – славный рубака, сын трудового народа, герой Гражданской войны, хоть и проштрафившийся, но прощённый самим Троцким. А руководящих кадров в те годы страшно не хватало. Лже-Жукову стразу предложили хорошую должность в уездкоме. Его предшественник поссорился с командиром продотряда и ушёл в леса – партизанить, как при Колчаке.

Чтобы не вызвать подозрений, мнимый краском согласился, надеясь переждать и притупить бдительность большевиков, а потом уйти в Китай. Вскоре для конспирации и отправления телесных наклонностей он сошёлся с машинисткой Пушторга Варварой, но часто, лёжа в семейной постели после бескрылого содрогания, бывший черносотенец с тоской вспоминал свою пылкую и нежную Юдифь.

Надо заметить, Жуков-Алферьев оказался в двусмысленном положении. С одной стороны, Фёдор-Иван жил теперь среди недавних лютых врагов, порушивших святую колокольную Русь и зверски убивших царскую семью во главе с государем, которому он присягал на верность. С другой – эти суровые, часто невежественные люди, обуянные языческим марксизмом, делали государево дело: собрали развалившуюся на куски «единую и неделимую», вогнали в рубежи державы «щирых» хохлов и неблагодарных грузин, чуть не взяли Варшаву, намертво приторочили к России почти отвалившееся Дальневосточье. Они строили заводы, учили народ грамоте, раздали крестьянам землю, крепили армию… Всё это не могло не радовать сердце патриота.

Оглядевшись, Жуков-Алферьев стал примечать, что таких, как он, «бывших», вокруг множество: учат, лечат, командуют, строят, воюют… Кто-то торопливо перебежал в коммунистическую веру, но другие продолжают креститься на извёстку колоколен. И все сообща в поте лица трудятся ради воскрешения империи. Не успел мнимый краском приработаться вуездкоме, как его взяли на повышение, и оно понятно. Для начальства он был живым воплощением того, на что способен вчерашний крестьянин, выдвинутый партией в руководящий орган. Все кругом только диву давались, какие чудеса смекалки и самообразования выказывал бедняцкий сын Ванька Жуков, имея всего-то два класса церковно-приходской школы.