Читать «Славяне и арийский мир» онлайн - страница 21

Идеи Латама, остававшиеся неведомыми миру в течение шестнадцати лет, нашли могущественную поддержку у профессора Уитни, который осмелился усомниться в верности старой теории, отрицая, что предания Авесты имеют какое-либо значение для направления первых арийских переселений, и утверждая, что ни язык, ни история, ни предание не бросили еще никакого света на колыбель арийской расы.

Этот протест был весьма полезен, ибо ученые еще не удостоверили факта, в настоящее время всеми признанного, что разделение арийских языков должно было совершиться в эпоху гораздо более отдаленную, чем та, до которой восходят самые древние арийские предания.

Положение, занятое Уитни, было просто положением агностика. Он видел, что аргументы, приводимые в пользу азиатского происхождения арийцев, не имели цены, но он не видал того, чтобы можно было привести в пользу другого решения сколько-нибудь сильные аргументы.

Только в 1868 году, после того как Латам в течение семнадцати лет оставался в забвении и презрении, он нашел наконец своего первого настоящего ученика, который не ограничился чисто скептическим отношением к делу, как Уитни, и кроме того занимал такое высокое положение, что относительно его нельзя было ограничиваться лишь насмешками над его мнениями как над забавным примером английской эксцентричности.

В 1868 году появилось первое издание труда Фикка под заглавием Vergleichendes Wörterburch der Indo-germanischen Sprachen, сопровождаемое предисловием Бенфея; это предисловие заключало в зародыше аргумент, который широко был развит впоследствии другими учеными. Можно сказать, что в этом предисловии Бенфей был инициатором новой науки, — лингвистической палеонтологии. Он доказывал, что изыскание словаря, общего всем арийским языкам, может доставить указание относительно страны, в которой обитали арийцы до лингвистического разделения. Он утверждал, что некоторые животные, как медведь и волк, и некоторый деревья, как бук и береза, которые арийцы должны были знать, были все туземными в умеренном поясе и в особенности в Европе, тогда как животные и деревья Южной Азии, каковы лев, тигр и пальма, были известны лишь индусам. Он обратил внимание, что первичные арийские языки не обладают наименованиями для двух больших азиатских зверей, льва и тигра, ни для самого обычного в Азии вьючного скота, верблюда, что трудно объяснить при теории, которая выводит арийцев из области к востоку от Каспийского моря. Греки обозначали льва семитическим именем, а индусы именем, этимология которого не арийская, что, по-видимому, доказывает, что лев был неизвестен в стране, которая служила общей колыбелью грекам и индусам.

Некоторые из этих заключений оспаривались; но заслуга Бенфея заключалась не только в открытии новой области для изысканий, но и в указании почвы, на которой впоследствии разыгралась битва. Великие археологические открытия, сделанные между 1860 и 1865 годами, а в особенности открытие кремневых орудий Соммы, кухонных остатков в Дании, озерных построек в Швейцарии и гротов в Аквитании, в то же время как опубликование трудов вроде Prehistoric Times Леббока в 1865-м и Antiquity of Man Ляйелля в 1873 году, не могли не изменить этнологических теорий, принятых до тех пор. Бенфей видел ясно, что заключения филологов, которые одни до сих пор обсуждали вопрос, должны быть пересмотрены при помощи сведений, принесенных новыми науками: геологией, этнологией и антропологией. «С тех пор, — говорит он, — как геологические исследования установили, что с незапамятных времен Европа была местопребыванием человека, все доказательства, приводимые в пользу азиатского происхождения арийцев, опровергнуты».