Читать «Любава» онлайн - страница 32

«Лед-то уже установился, прочно встал, — писал Митька, — когда я в пустоледье угодил. В таких-то пустоледьях, Любава, завсегда выдра обитает. Вот я и наладился там капканчик насторожить. А того не заметил, что у пустоледья двойное дно. Вот и ухнул по самую маковку. А течение в том месте — страсть! Ухнулся я, значит, Любава, с головой под воду ушел. Теперь и не помню, как успел руками за кромку льда ухватиться. Течением-то волокет меня под лед, уже и ноги затянуло, а туловом я еще в пустоледье барахтаюсь. Первый раз в жизни, Любавушка, мысль пришла, что каюк мне в этом пустоледье. Что не выдра мне попалась, а сам я в историю попал. Руки-то у меня ослабли, красные от мороза, я их, руки красные, и сейчас вот как хорошо вижу перед собой. Ну, значит, ослабли и скользят по льду. Уже одними пальцами цепляюсь я и чую, еще минута — понесет меня подо льдом, и хана. А в этот миг вдруг встало передо мной лицо твое, Любушка, и так это оно живо встало, словно бы ты смотришь на меня и с укором головой качаешь. Мол, что же ты, Митя, так просто дался, или нет в тебе воли никакой. И, поверишь ли, Люба, откуда только силы взялись. Обозлился я, вцепился в лед пальцами так, что из них кровь выдавилась, подбородком навалился и по сантиметру вытащился из пустоледья. Лежу, от меня пар валит, одежда тут же ледяной коркой схватилась, а подняться сил моих нет. Ну, ничего, оклемался. Бегу в зимовьюшку, и стук от меня стеклянный идет.

А всякую ночь, Любава, вижу я тебя во сне. Проснусь, и жалко, что проснулся, что исчезла ты, вот я целый день бегаю по тайге и ночи дожидаюсь, чтобы тебя опять повидать. Мила ты мне, Любавушка, ох как мила…»

Уронив руки на стол, Любава оторвалась от письма и с неожиданной ясностью представила, как барахтается он в воде и некому ему помочь, и негаданная жалость к Митьке, беспокойство охватили ее. Высоко поднималась ее грудь, плечи вздрагивали, и казалось Любаве, что незаслуженно обижала она Митьку, обходила вниманием в те немногие месяцы, что прожила с ним. Стыдно стало за себя, и она, украдкой, оглянувшись на Пелагею Ильиничну, прижала письмо к губам.

«В тайге много чего случается, — писал Митька во втором письме. — Тут вот не залег с осени медведь и шастает теперь по моему участку. Иду я как-то в обход, капканы проверяю да настораживаю. Тихо в тайге. Лишь дятлы стукочат по сухим листвянкам, да один раз белка цвыркнула на меня. Снег был свежий, тяжело идти, вот я и припозднился. Домой уже в шестом часу повернул, когда мглиться начало. Не прошел я и десяти метров по своей лыжне, ба — следы. В аккурат по моей лыжне шатун топал. И так до самого зимовья. Караулил, значит. И вот так он за мною уже неделю ходит. Ну ровно тоже в промхоз на сезон нанялся.

Мне тебе, Любава, многое сказать хочется, да слов не хватает. Люблю я тебя. Вот как крепко люблю и скучаю по тебе непомерно. А хорошо ли это — не ведаю. Мне бы только знать, что ты хоть иногда думаешь обо мне, а уж я…»