Читать «Наш Артем» онлайн - страница 146

Артем жадно прислушивался к разговорам в коридорах.

— …А Васька, Васька-то!.. Мы на площади смекнули, что в лоб брать эту махину никаких смыслов нет. Ученые, три года в окопах… Зашли, это, значит, с правого фланга. Глядим, дверь, а крышу на крыльце каменные мужики на спине держат. Дернули дверь — открыта. Мы туда. А там, мать честная, и не поверишь — лестница белая-белая, и посередь красная шерстяная материя положена. Стены зеленые, так и переливаются. А сапожищи у нас все в грязи. Ну, известно, давай обчищаться… А Васька, Васька — вот сукин сын, в грязных своих чоботах да на второй этаж… Открыл какую-то там дверь, сунул в нее свои патлы… потом хлоп дверью и кувырком с лестницы, да еще орет: «Тикайте, братцы, кавалерия!..» Учудил! Ну, мы в ружье, как положено, да кавалерии нет и нет… Поднялись, заглянули в ту дверь — а там, поверишь ли, картина огромадная, аж во всю стену, и название на медной дощечке прибито: «Кавалергарды на параде в Царском Селе». Да там еще на стенке зеркала, зеркала!..

Артем невольно расхохотался. Только что меньшевики обвинили большевиков в военном заговоре кучки анархиствующих интеллигентов. Вот вам Васька — интеллигент-заговорщик.

Было пять часов утра, над Россией вставал первый день новой, социалистической эпохи.

ЭПИЛОГ

Донбасс! У тех, кто здесь не бывал, с этим словом связано представление о беспредельных степях, высушенных солнцем, извилистых речушках, пересыхающих летом — Сухая Плота, Сухой Торец, Сухой Бурлук, Гнилица, и конечно же черных, обдувающих черной же каменноугольной пылью терриконах, унылых деревянных шахтных бараках, серых шахтерских поселках. Все это так: и сухие речушки, и терриконы, и угольная пыль. Но здесь же, в Донбассе, в среднем течении Северского Донца, есть поистине райские места. Северский Донец — река не быстрая и не широкая, от берега к берегу можно пройти по дну. Но именно берега реки приковывают всех, кто оказался поблизости.

В 1887 году «поблизости» оказался А. П. Чехов. «Место необыкновенно красивое и оригинальное, — писал он сестре Марии Павловне, — монастырь на берегу реки Донца, у подножия громадной белой скалы, на которой, теснясь и нависая друг над другом, громоздятся садики, дубы и вековые сосны. Кажется, что деревьям тесно на скале и что какая-то сила выпирает их вверх и вверх… Сосны буквально висят в воздухе и того гляди свалятся. Кукушки и соловьи не умолкают ни днем ни ночью…» А если к этому прибавить, что на правом берегу Донца не одна меловая скала, а сотни… и их вершины напоминают шпили готических храмов, а на левом берегу расстилается изумрудно-зеленая скатерть заливного луга, то поистине и не верится, что это сердце черноугольного Донбасса.

На самой высокой меловой круче, над дубовыми рощами высится памятник. Он грандиозен по своим размерам — двадцативосьмиметровая фигура человека в полный рост. Памятник серый, железобетонный, он контрастно выделяется на белой подставке меловой горы и виден издалека. Издалека он выглядит еще более монументальным, несокрушимым…