Читать «Территория бога. Пролом» онлайн - страница 50

Юрий Иванович Асланьян

Тут я вспомнил бывшего начальника районной милиции, известного на Вишере авантюриста-краеведа, с которым как-то сделал материал о подземном набате у деревни Оралово. Я ехал домой в уазике — попутке, которая подобрала меня на вишерском отвороте за Соликамском. Рядом сидел пожилой мужик и курил, как вулкан.

— А вы не знаете на Вишере Илью Михайловича Кожевникова? — спросил я его, когда уже подъезжали к городу и успели поговорить обо всем, включая геологию, теологию и археологию.

— Кожевников — это я, — спокойно ответил он, не отрывая взгляда от гипнотического света дороги.

О, я уже перестал этому удивляться — люди шли ко мне, как козырные карты к Володе Штеркелю, восемнадцатилетнему немцу из вишерского Лагеря, который проиграл всего один раз, всего один… Но проиграл он всё. И ушел в черную вишерскую яму.

Черная яма

И вот опять я стою на этой горе, разглядывая след босой ноги того самого великана, именем которого и названа вершина, — Полюд, Полюдов Камень, синий плавник кряжа. Пятьсот метров над уровнем моря, но не тех первобытных вод, которые рассекались хрящевыми акулообразными рыбами во времена царившего здесь пермского периода. Уже не море, а молчащая бездна лежит под ногами.

А про великана Полюда — это, конечно, легенда, и след в скальной глыбе выщерблен ветром, вымыт дождем. Но вот я думаю, что легенда — не только фантазия народа, энергия воображения. И не всегда только древняя история.

На северо-востоке Полюдов кряж рассекается холодным и узким лезвием реки, оголившей на том берегу стометровую скальную сказку о другом богатыре — Ветлане. Солнце поднимается над тайгой из-за далекого языческого Камня Помянённого. А на самом юге видны старинные церкви Чердыни — города, где сходил с ума Мандельштам: «Чернолюдьем велик, мелколесьем сожжен пулеметно-бревенчатой стаи разгон».

Тут, на вершине Полюда, сохранился фундамент, как утверждают, часовни, в которой сосланные монахини замаливали свои грехи — поближе к небу отправляли оступившихся невест божьих, подальше, к черту, в черные ямы — опальных бояр. Опять как у Осипа Эмильевича: «Чтобы в них татарва опускала князей на бадье».

На северо-западе, там, где стоит исторический Ныроб, бывший когда-то таежным погостом, закончил свои молодецкие дни окольничий Михаил Романов. Об этом колдовском деле Смутного времени многие помнят — что в Москве, что в Ныробе. Крапленым царям всегда было чего бояться. Поэтому поверил Борис Годунов предсказателям, что скипетродержец государства будет из рода Романовых. Тогда и велел подбросить в казну этих бояр мешок с кореньями и травами, чтоб обвинить затем братьев в чародействе с целью погубить Бориса. Старшего брата, Фёдора Романова, постригли в монахи, Александра отправили к Белому морю, Ивана — в Пелым, Василия — в Яранск, а Михаила — сюда, в Ныроб.

Такая вот уголовная история…

Илья Михайлович Кожевников, бывший начальник милиции, качает головой и недовольно щурится, глядя за окно и не выпуская уже потухшую сигарету. На плечах северного ветра в город въезжал сентябрьский снег, как и в том далеком году, в первом его месяце, ведь на Руси год начинался осенью.