Читать «Детство 2» онлайн - страница 150
Василий Сергеевич Панфилов
— А… — Перо застрочило по бумаге.
— Еду-ут! — Пронеслось над толпой, — Власти фабричные, и представители губернатора! Вперёд рванулся… не пускают. Закаменела толпа, локтями сцепляться начали, баб и детвору с подростками назад выдавливают.
Ну и я на ограду фабричную! Сел на кирпичи, полу тулупчика под жопу подстелил. Не так штобы и хорошо, но хоть мудя не поморожу.
— Подай руку-то! — Девчонке снизу спину подставили, ан всё равно не дотягивается. Раз! Рывком единым выдернул, даже и сам удивился. Во я здоровый стал!
Ещё так подёргал. Вместе сидим, галками забор облепили. Сверху далеко видно, но ни хренинушки непонятно.
Где-то там, очень далеко, фигуры из рабочих передают требования представителям фабрикантов и московских властей.
— Гу-у! — Загудела толпа внизу, подаваясь вперёд, — Под арест берут!
И — камни, палки, комья мёрзлой земли! Стеной! Рухнули разом с небес на власти, с конвоем из казачков и полицейских, да ещё, ещё… А стачечники на месте не стоят. Бегом вперёд!
— Отбили! Отбили! — Донеслось через несколько минут. Загудело в толпе, и настроение сразу такое, што ой! С потерями отбили-то. Просто бумаги передать, а уже — убитый. То ли будет дальше!
Обсуждают внизу всякое. Политику, расценки, убитых жалеют. Вроде и ничего всего, а жопу отсидеть успел, да и небушко вовсе уж посветлело.
— Гудок… вот те крест, гудок! — Вскочила рядом та девчонка, вслушиваясь куда-то вдаль и едва не сверзившись со стены Едва успеваю её подхватить, — Гудок!
Стачечники стихают, и да! Слышно гудки. По Москве-реке и сзади разносится.
— С двух сторон никак! — Охает кто-то внизу, — Поддержали нас! Не одни!
Ликование такое, што и рождественскому впору, но иначе, сильно иначе. Злое. Торжествующее.
Смотрю, ребята и девчонки, што на заборе, начали из-за пазух съестное доставать. Ну и я. Шоколад. Зашуршал обёрткой яркой, да ломаю на дольки.
— Ишь, — Ушастая та девчонка не торопится брать, глядит недоверчиво, и враз посерьёзнела, подобралась, — откуда такое богачество?
— Егорка я. Конёк! — И на руки — в стойку, прямо на стене.
— А… — Суровость из глаз ушла — узнала, значица, но недоверие осталось, — и… пошто? С нами?
— А с кем?! — Меня будто водой холодной, ажно губы до синевы, разом закоченел.
— Ну… — И смотрит — да так, будто тысячами глаз разом, — просто!
— Я хочу не просто, а правильно!
Моргнула, и разом — просто девчонка, а не тысячеглазое Нечто. И шоколадку от меня приняла, да дальше передала. Просто девчонка. Стесняется.
А у меня внутри ощущение такое, што вот ей-ей! Будто экзамен сдал. Не пойму какой, но важный. Может быть, самый важный в жизни.
Тридцать седьмая глава
— Каза-аки!
Ощетинились стачечники, сомкнулись, ненависть навстречу посвисту казачьему — волной! Жаркая, неугасимая. Классовая!
Донцы сходу — на рыси, и в нагайки! Камни навстречу, комья земли мёрзлой. Палки в руках у стачечников, суют в морды конские. Отбились!
Вскочил я на стену, и чуть не подпрыгиваю, штоб видеть лучше! Не сильно-то и помогает, но хоть так!
Плохо видно-то. Как посветлело, так и обратно хмарью небо заволокло. Тучи низкие повисли, да такой себе вышел сумрак предвечерний, из которого снег пополам с дождём сыпется. Иссера-серое всё, мгливое, туманное. Слезливое.