Читать «И хлебом испытаний...» онлайн - страница 33

Мы хлебнули по второму разу, рука у него перестала дрожать, и я спросил без всякого интереса, только для того, чтобы поддержать разговор:

— Ну, как тут мужики живут? Я уж давно никого не встречал.

— Да как… Вот Пашка Березкин со мной на «Электропульте» токарит. Дочку замуж выдал в новый год. Квартиру хлопочет теперь, — он взял конфету, подержал и снова положил на стол.

Березкина я вспомнил.

— Про корешей твоих не знаю. Видал как-то — Буська Миронов приезжал, у него машина своя. А мать здесь живет. А Кирку длинного давно уж не видал. Да, знаешь, что дом сорок обрушился? — он оживленно улыбнулся.

— Слышал. Никто не погиб?

— Нет. Там только перекрытие в первом этаже сыграло и стена разошлась. Но они давно говорили, что трещит по ночам. — Он неожиданно рассмеялся. — Валька Чернышов в чем мать родила во двор выскочил.

— Это какой Валька, рыжий? — Я взял стакан, там осталось еще на глоток.

— Ну, Чернышов Валька! Рыжий, татарин. — Было заметно, что Хрыч уже захмелел, слова его стали вязкими и медленно вытекали сквозь мелкие желтые зубы. — Ну, Губан, должен помнить, — ты еще ему глаз выбил после войны. Да, зато всем в один день квартиры дали.

Я так и не донес стакан до рта. Конечно, я не забыл, не мог забыть Губана, просто клички были прочнее имен. Стерлись имя и фамилия, а Губан сидел в памяти, и, легкая на подъем, она услужливо стала разматывать старую ленту.

Весной сорок седьмого года задами нашей улицы, через проходные дворы и подсыхающие на солнце пустыри, пробрался я на задний двор дома сорок, где была твердая утоптанная площадка, на которой обычно играли в футбол парни окрестных домов. Здесь я рассчитывал встретить Буську и Кирку, чтобы вместе отправиться на Предтеченскую барахолку, где за рубль можно было купить на развале интересную книгу и при некотором опыте прихватить еще пару бесплатно. Опыт у нас имелся.

В последнее время я все реже бывал во дворах нашего квартала, потому что в январе арестовали отца, и отношение ко мне окрестной шпаны изменилось. Меня и так-то недолюбливали за злой язык и задиристость, а теперь неприязнь дворовых парней перешла в открытую вражду. В ответ я объявил всем им войну. Только Кирка и Буська остались верны нашей дружбе. Буськин отец уже второй год отсутствовал по той же причине, что и мои. Кирка же был самый рослый я сильный, так что мог наплевать на общее отношение ко мне. Он поддерживал меня и в классе, где ощущалось лишь молчаливое отчуждение. А во дворах была разная шпана — от тринадцати до семнадцати, — и кое-кто из тех, что постарше, не упускал случая открыто поизмываться надо мной, примером старших вдохновлялись и мои ровесники. Я как бы оказался вне закона. А уличный закон и без того был жестоким, и поэтому во дворах я чувствовал себя беззащитным. И, прежде чем перелезть через невысокий кирпичный заборчик, отделявший задний двор дома сорок от соседнего проходняка, я высунул голову и внимательно осмотрел вытоптанную, красноватую от кирпичной крошки площадку, по которой десятка полтора ребят гоняли потертый кирзовый мяч. Я сразу заметил долговязую фигуру Кирки, потом убедился, что особо злобных недоброжелателей нет, и, взобравшись на гребень забора, спрыгнул во двор.