Читать «Готическая архитектура и схоластика» онлайн - страница 10

III

Рассматривая вопрос, каким образом духовное состояние («умственное настроение»), вызванное распространением идей Ранней и Высокой Готики, могло оказывать воздействие на формирование архитектуры Готики, имеет смысл отвлечься от понятийного содержания Схоластической доктрины и сконцентрироваться на том, что сами Схоластики называли modus operandi (способ действий). Изменение догматов в таких вопросах, как соотношение между духом и телом или соотношение универсалий и партикулярностей (общего и единичного), находило отражение прежде всего в изобразительных искусствах, а не в архитектуре. Правда, архитекторы пребывали в постоянном и тесном контакте со скульпторами, изготовителями витражей, резчиками по дереву и т. п., работу которых они тщательно изучали всюду, где бы ни оказывались (в подтверждение этому стоит только посмотреть, например, «Альбом» Виллара де Синекур); архитекторы привлекали их к своим начинаниям, следили затем за выполнявшейся работой; архитекторы, конечно же, передавали им и иконографические программы, которые, и это следует помнить, разрабатывались в тесном сотрудничестве с советниками — Схоластами. При всем этом, архитекторы лишь воспринимали, а затем и передавали в своем творчестве самую сущность современной им Схоластической мысли, но не применяли ее непосредственно в своей деятельности. А применяли архитекторы, которые «создавали формы зданий, при этом не занимаясь непосредственно материалом, из которого эти здания создавались», особый метод творчества, который они могли позаимствовать у ученых мужей (и, пожалуй, это было самым первым из того, что архитекторы могли у них позаимствовать), когда они непосредственно общались с ними или знакомились с их идеями. Этот метод творчества исходит, как и любой другой modus operand! из modus essendi (способ быть, существовать); он вытекает из самой raison d'etre (причины или оправдания существования) Ранней Высокой Схоластики, которая была направлена на установление всеобщей истины. Люди XII и XIII столетий пытались разрешить задачу, которую еще весьма неясно представляли себе их предшественники и от которой, хоть и с сожалением, вынуждены были отказаться их последователи — мистики и номиналисты: речь идет о задаче достижения долговременного мирного договора между верой и разумом. «Священное учение, — говорит Фома Аквинский, — пользуется человеческим разумом не для того, чтобы доказать веру, а для того, чтобы прояснить (сделать очевидным: manifestare) все то, что предлагается в этом учении». Это означает, что человеческий разум не должен питать надежду обеспечить прямое доказательство таких догматов веры, как трехипостасная структура Троицы, Воплощение, ограниченность во времени Творения и т. д.; но разум может прояснить и разъяснить эти догматы, что он и делает.