Читать «Преподобный Амвросий Оптинский» онлайн - страница 7

Схиархимандрит Агапит Беловидов

Судьбы Твоя бездна многа.

Пс. 35, 7

Непререкаемая истина, что начало мудрости — страх Господень (Притч. 1, 7). Но нельзя не согласиться и с тем, что началом страха Божия бывает страх человеческий. Ибо если мы не навыкнем прежде бояться людей, которых видим, то как навыкнем бояться Бога, Которого не видим? Прилагая же эту истину к жизни описываемого Александра Михайловича, по необходимости должно прийти к такому заключению. Так как он все время юности своей был под строгостью, направленной к его религиозно-нравственному воспитанию, или под страхом человеческим, то в сердце его, незаметно для него самого, печатлелись начатки страха Божия, который впоследствии давал направление всей его жизни.

Александру Михайловичу, как молодому общительному весельчаку, никогда и в голову не приходила мысль о монастыре. Так передавал о сем сам старец: «В монастырь я не думал никогда идти; впрочем, другие — я и не знаю почему — предрекали мне, что я буду в монастыре». Почему же другие предрекали ему это? Не иначе как потому, что страх Божий, всажденный в его сердце, давал такое направление всем его поступкам, что все его поведение, несмотря на веселый его характер, вовсе не похоже было на поведение других молодых людей, склонных к миролюбию. Не имеется в намерении делать по этому поводу разные предположения и догадки. За это ручается, прежде всего, прилежное, сравнительно с другими светскими науками, изучение Александром Михайловичем слова Божия, которое и само, будучи живым и действенным (см.: Евр. 4, 12), еще более внедряло и укрепляло в сердце его страх Божий.

Продолжая повествование о себе, старец говорил: «Но вот раз я сделался сильно болен. Надежды на выздоровление было очень мало. Почти все отчаялись в моем выздоровлении; мало надеялся на него и сам я. Послали за духовником. Он долго не ехал. Я сказал: прощай, Божий свет! И тут же дал обещание Господу, что если Он меня воздвигнет здравым от одра болезни, то я непременно пойду в монастырь». Но что за причина такого обета молодого человека, которому прежде в голову и мысль о монастыре не приходила? Страшно было проведшему время в беспечной веселости, по смерти, являться на суд Божий, определяющий грешников на вечное мучение. Следовательно, причина обета его идти в монастырь опять был страх Божий. Затем исполнение обета, т.е. поступление в монастырь, и вся последующая подвижническая жизнь что имела своей главной причиной? Страх Божий, который, в свою очередь, имел своим основным началом страх человеческий, т.е. до известного времени жизнь под строгостью.

За четыре года до поступления в монастырь, по словам самого старца, постигла его, как выше сказано, тяжкая болезнь, промыслительно направившая жизнь его к доброй цели. Следовательно, это было за год до окончания им семинарского курса, так как от окончания им курса до поступления в монастырь (от 1836 до 1839 г.) прошло только три года. Самое дело показывает, что Александр Михайлович, тотчас по выздоровлении, не имел возможности исполнить свой обет. Ему нужно было год доучиться до окончания курса. Иначе если бы он вздумал, для исполнения своего обета, уволиться из богословского класса, ему не дозволили бы сделать это ни его родители, ни семинарское начальство. Между тем целый год семинарской жизни, проведенный им в кругу веселого общества молодых товарищей, не мог не ослабить его ревности к монашеству, так что и по окончании семинарского курса он не сразу решился поступить в монастырь.