Читать «Звезда и крест генерала Рохлина» онлайн - страница 139

— Там, — ответил Иглин.

— Немедленно в операционную!

От его возгласа выбежал медперсонал. Иглина отвели в операционную вытаскивать пулю из груди.

Занявшись вплотную проблемами армии, ее реформированием, Лев Яковлевич понял, что эта ответственность даже больше, чем была тогда, в Чечне. Там все, как ни странно, было проще: понятен враг, ясны цели, в руках — верное оружие, плюс — опыт и профессионализм кадрового офицера. Здесь же все было по-другому. Здесь тоже была борьба. Офицеры, стиснув зубы, терпели. Особенно страдали, когда после службы приходили домой и видели немой вопрос в глазах жен и детей. Статистики утверждали, что наибольшие потери офицерский корпус понес не от боевых действий в Чечне, а от бытовых неурядиц.

Рохлин знал об этом и, как мог, пытался помочь своим сослуживцам, хотя у самого дома было не все в порядке. Самой большой бедой был больной сын. Переезд в Москву жена посчитала той компенсацией, которая должна была скрасить их кочевую жизнь по гарнизонам, и возможностью всерьез заняться лечением сына. Никто и никогда не видел Рохлина слабым. Ни личные, ни служебные проблемы не отражались на его поведении. Наоборот, все удары, все невзгоды и разочарования он принимал спокойно и продолжал делать свое дело. Его выдержке удивлялись еще в Афганистане, она же спасла его и тысячи вверенных ему людей в Чечне.

Перейдя на работу в Государственную Думу и возглавив комитет по обороне, Рохлин работал так же спокойно, кропотливо, вдумчиво и чувствовал ответственность не меньшую, чем на войне. Собирая по крупицам данные о положении в войсках, в оборонной промышленности и науке, вникая в прогнозы и аналитические разработки, Лев Яковлевич к своему ужасу обнаружил, что реформа в армии — это только ветка на большом дереве, имя которому — Россия. А у дерева этого надломлена верхушка и множество ветвей, загнивают корни, все оно измучено грызунами и короедами, которые подтачивают его, пьют из него последние соки. Если закрыть на все это глаза, если сейчас что-то не предпринять — могучее дерево рухнет, и никакая отдельная реформа его не спасет.

Нельзя сказать, что генерал впал в отчаяние, увидев полную картину происходящего. Были моменты глубоких раздумий наедине с собой, и были попытки обращаться за помощью к президенту, к его окружению, ко многим влиятельным людям. Последняя же встреча с лидерами оппозиции просто вывела Рохлина из себя — «осеннее наступление, весеннее…» Демисезонщики какие-то! Неужели они не понимают, что времени не остается? Понимают, в том-то и дело, но что-то предпринять — или боятся, или не хотят. И то, и другое позорно.

«Рохлин, ты один», — сказал он сам себе. Но как же один? А миллионы людей, брошенных на произвол судьбы, а сотни светлых голов — руководителей всех рангов, болеющих за судьбу страны, а друзья? Ведь в том-то и дело, что честных и порядочных — большинство!

Генерал понял, что пути назад нет, что настал момент, когда всю ответственность надо брать на себя, не дожидаясь чуда. А когда кто-то один возьмет на себя эту огромную ответственность — остальные, порядочные и честные, подтянутся и пойдут рядом. Рохлин постепенно двигался к пониманию этого. И когда он понял свое предназначение, то у него стало спокойно на душе. Главное принять решение. В остальном — на все воля Божия…