Читать «Ковчег Лит. Том 1» онлайн - страница 155

Я не смог свернуть самокрутку — пальцы дрожали, будто с жуткого похмелья. Закурил простую сигарету. И в тот же вечер на самом деле напился. В моей разбухшей от алкоголя голове без устали играл духовой оркестр: мелодия вальса начиналась, звучала и захлебывалась — у меня же нет слуха, и я помню только ее начало.

22 апреля

День рождения Ильича

Сад грез

В правую от моего дома сторону наша улица завершалась монументальными зданиями банка и музыкального театра, другой ее конец выходил к трамвайным путям прямо напротив психиатрической лечебницы. Еще одно скорбное заведение, для приходящих больных, располагалось в центральной части улицы, по соседству со школой, бывшей женской гимназией, знаменитой тем, что в ней когда-то училась одна неудачливая террористка, чье имя и носило сие учебное заведение, считавшееся лучшим в городе. И я там учился.

Часть улицы была застроена четырехэтажными кирпичными домами, но сохранилось много и двухэтажных, вросших в землю, с полуподвальными квартирами и просторными дворами, жившими какой-то отличной от нашей жизнью, несколько патриархальной и, как я теперь понимаю, довольно убогой: я помню кислые запахи квартир, вход в которые был прямо со двора, причем наличие этих запахов не зависело от чистоплотности хозяев. Почему-то и все мои уличные приятели, жившие в таких домах, учились в другой, слывшей очень хулиганской, школе. Но меня всегда тянуло в эти дворы, где мужики с детским азартом играли в домино, пили дешевый портвейн, а в дни получки били своих жен и сожительниц: у большинства моих приятелей отцы были неродными.

У нашего дома тоже был двор, но совсем другой: ухоженный, с беседкой, удобными скамейками и большим столом в центре, на котором мы резались в пинг-понг. Двор наш естественным образом переходил в следующий, а потом — еще в один, где сначала был пустырь с баскетбольной площадкой, а позже — долгая стройка, где мы устраивали между собой войны, перестреливаясь из самодельных деревянных ружей с тугими резинками; еще чудо, что никто из нас не лишился глаза — стреляли мы убойными проволочными пульками. Это летом. Зимой мы лазили по сугробам, строили снежные крепости и рыли глубокие пещеры. Из двора моего старшего приятеля, жившего напротив, по крышам, на разных уровнях переходивших одна в другую, мы добирались до захламленного отслужившими свое декорациями и штабелями старых ящиков двора, принадлежавшего в равной мере театру и овощному магазину.

В театре у меня не было ни одного знакомого, в магазине же работал грузчиком даун Коля, с которым всех нас связывала своего рода дружба. В магазине он служил, похоже, на каких-то полуобщественных началах. Очень редко я видел его перевозящим ящики с овощами, чаще он просто путешествовал по каким-то своим надобностям, в том числе и по нашей улице, катя тяжелую громыхающую тележку и представляя себя водителем автомобиля: он переключал скорости, громким звуком «бип-бип» предупреждал зазевавшихся у него на пути пешеходов, маневрировал, объезжая препятствия, гудел, газовал, буксовал, в необходимых случаях давал задний ход. Все это он проделывал чрезвычайно серьезно, совершенно особо понимая свою роль в процессе социально-трудовой реабилитации, которой ради, вероятно, его и пристроили служить в магазин, едва ли, впрочем, надеясь на большое чудо. Хотя чудом было уже и то, что, обладая классической внешностью дауна, он отличался не только покладистым и незлобивым характером, но и явной способностью к своеобразному, но все же почти нормальному общению. Во всяком случае, с нами: несколько раз, например, он угощал нас яблоками, доставая их из своих глубоких карманов. Мы, дураки, их потом потихоньку выбрасывали, — казалось, что и яблоки пахнут тем особым нечистым и прогорклым запахом, который Коля распространял вокруг себя. Я не знаю, сколько ему было лет, возможно, он и сам этого не знал, но, во всяком случае, среди нас, он чувствовал себя старшим: роста он был большого, да и комплекции солидной, поэтому и смотрел на нас сверху вниз, что в его глазах и служило, видимо, главным признаком старшинства. Мы над ним, конечно, посмеивались, но по большому счету никогда не издевались — лишь так, по мелочам. Да это могло бы оказаться и небезопасным: малым он был здоровым. Говорил он не очень понятно, короткими фразами. Иногда, будучи в особо добром расположении духа, он предлагал нам покататься. В одиночку никто бы не решился, все-таки стыдно это как-то было, но за компанию — соглашались. Вдвоем-втроем мы усаживались на тележку, Коля долго газовал, потом взвывал особенно громко и натужно, и мы трогались. Он вез нас по дороге от театра и банка до школы, мы громко смеялись и его подбадривали, но с прохожими встречаться взглядами опасались. Старухи, сидевшие на лавочках, укоризненно качали головами, но наблюдали за нашим путешествием до самого конца, до того момента, как Коля тормозил и, приподнимая высоко один край тележки, заставлял нас с нее скатываться, словно с детской горки. «Коля, Коля! Разве на самосвалах людей возят?» — говорил кто-нибудь из нас. «Возят, возят, слазь», — отвечал строго он.