Читать «Усинский тракт» онлайн - страница 27

Валерий Дмитриевич Осипов

«С кем же она теперь живет? — спрашивает генерал. — Одна?»

«Нет, с дочерью, с внуком… А вообще-то одна…»

В это время Нюра в комнату с вином и с закусками входит. Сели мы к столу. Разлил я вино, выпили за встречу. Генерал к закуске не притрагивается, у меня тоже кусок в горло не идет. Сидим, молчим.

«Что-то душно у вас, — говорит генерал и встает из-за стола. — Пойду-ка на лестницу, покурю».

Выходит он в коридор. Хлопнула дверь входная.

«Сережа, пойди побудь с ним, — говорит Нюра, — неудобно человека одного оставлять».

Вышел я в коридор — ни плаща, ни чемодана генераловых нету. Кинулся к дверям, выскочил на площадку, шаги по лестнице — тук, тук, тук!..

Вцепился я в перила, аж пальцы побелели.

А шаги по лестнице — тук, тук, тук!.. Хлопнула дверь, и все — тихо.

Вышла за мной Нюра. Посмотрела на меня.

«Что с тобой, Сережа, милый?!»

Я молчу.

«Что случилось, Сереженька? Кто это был?»

А я чувствую, как начинает у меня правая бровь над глазом прыгать, как в войну, после того как упал я с трех тысяч метров в горящей машине. Испугалась Нюра, побежала врачу звонить. А когда вернулась, лежал я на полу без сознания. Случилось у меня нервное потрясение на почве старой фронтовой контузии.

Пролежал я дома почти три недели. Нюра диван купила, чтобы удобнее мне было. Так и спали мы — она на кровати, а я на диване. Ночью, бывало, проснусь и лежу, не сплю, и чувствую, что она тоже не спит. Не спит и молчит. Так и пролежит до утра, не шелохнувшись.

Утром уходит она на работу, разложит все около меня, чтобы не беспокоиться мне, не вставать. И так я лежу целый день один. И молчу, молчу…

И должен я вам сказать, что жизнь моя в то время подошла к самой высокой точке температуры. Напряглось все, раскалилось докрасна. И надо было решать мне твердо — дальше ли искать счастья и своего голоса в жизни или стопорить судьбу на месте.

Он опять замолчал и отвернулся к окну. Автобус медленно уходил с последнего перевала. Горы оставались позади и теперь уже не казались такими высокими и неприступными.

Прощаясь со скалистой Саянской страной, я мысленно оглянулся на пройденную дорогу — на подъемы и спуски, на хребты и распадки, на островерхие пики и мрачные ущелья.

Да, в горах, наверное, можно понять и почувствовать многое, но все кончается, даже горы, и в конце концов приходится возвращаться в долину — туда, откуда и был начат путь.

— Вот так, значит, все это и произошло, — снова заговорил мой сосед. — Много мыслей за те лежачие дни через мою голову прошло, навел я полную инспекцию всей своей жизни, провеял ее, как овес через решето, отсортировал. И приблизился я, по всей видимости, в те времена к пониманию таких сторон в судьбе человека, которых до тех пор не понимаешь, пока не возьмет тебя жизнь за сердце, как за шиворот, да и не тряхнет изо всех сил.

Через месяц выписали меня на работу, определили временно на грузовой «Антон» почту возить.

Первый рейс был на Одессу. Вернулся я обратно, приезжаю вечером домой — Нюры нет. На столе записка: «Сережа, я на курсах, обед под подушкой, целую. Аня». Покушал я, постелил себе по привычке на диване, лег и заснул. А утром проснулся, Нюры уже нет, она очень рано уходила, а на столе опять записка: «Сережа, завтракай один, все стоит на кухне, на плите. Аня».