Читать «Добрый медбрат» онлайн - страница 80

Первые трупы Тим Брон увидел, когда работал охранником в Медицинском цетре святого Варнавы, огромной больнице в родном Ливингстоне, штат Нью-Джерси. Тим был еще подростком, энергичным и пуленепробиваемым, и трупы пожилых людей не были для него настоящими – просто анонимными отходами, не вызывающими эмоций, грузом, который «большой Тим» помогал нести, когда его об этом просили медработники. Первый «настоящий» труп он увидел позже. Тим был новичком в патруле, откликнувшемся на вызов. Рыбак провел его через камыши к реке. Парень, лежащий в грязи, был одет в обычную одежду – с карманами, в ботинках. Он был совершенно обычным, если не считать красной полосы на шее и торчащего ярко-белого хребта. Он был жертвой, которых обычно называли «вик». Человеку, не имеющему отношения к органам правопорядка, это может показаться грубым, но язык смерти обезличен нарочно. Если видеть слишком много и переживать это как личную трагедию, работать будет невозможно. Но Тим тогда этого еще не усвоил. Той осенью он сдал экзамен, чтобы его перевели в Ньюарк, в отдел убийств.

В 1990-е Ньюарк был главным местом, связанным с убийствами, «самым опасным городом Америки», по словам журнала Time, и самым коррумпированным, по словам всех остальных. Все работающие в офисе прокурора округа Эссекс считались детективами, а быть детективом значило поддерживать определенный стиль жизни: заряженная пушка, хороший костюм и бары для копов, которые никогда не закрывались. Тим представлял, как гоняется за плохими парнями, как мечтал в детстве и как делал его отец, который работал копом в Ливингстоне. Поначалу Тим пропадал на работе, почти не бывал дома, а в остальное время тусовался. На адреналин легко подсесть. Детективы были кем-то вроде рок-звезд с пистолетами. Значок открывал многие двери, и некоторые парни этим злоупотребляли. Для тихих вечеров Тим хранил в машине ящик холодного «Миллера» и дополнительную коробку с патронами – к утру от обоих обычно ничего не оставалось. Все это стало разрушать семейную жизнь, как выяснилось позже, – на тот момент ему было плевать на это, как и на многое другое. Смены приходили одна за другой. Алкоголь помогал ему не обращать внимание на все остальное, но в конце концов Тим от этого устал. Спустя три месяца после перевода в Эссекс он попросил трехмесячный отпуск. Он провел свой тридцатый день рождения в реабилитационной клинике, сменил пиво на черный пояс по дзюдо и вернулся трезвым и готовым работать в отделе убийств города Ньюарк.

В офисе прокурора округа Эссекс на десять детективов приходится около четырехсот звонков в год. Брон был солдатом в партизанской войне, где каждый гражданский мог оказаться врагом. Поначалу это было весело, но, как и большинство детективов, Тим очень скоро понял, что бессилен удерживать границу между миром насилия и личной жизнью. Ньюарк был жестоким местом. В Ливингстоне на Брона писали жалобу каждый раз, когда он ругался на человека; в Ньюарке люди были счастливы уйти с целыми ребрами, а на жалобы, которые время от времени все же поступали в отделение, никто не обращал внимания, и о них забывали за бесконечным потоком дел. Тим многому научился, провел годы с пользой и скопил наград. Он понял, что не имеет значения, было ли тело найдено в реке, на путях или на углу дома, потому что в девяносто девяти из ста случаев все начиналось с наркотиков, а заканчивалось пистолетом. Он понял, что, когда он звонит матери, чтобы сообщить о смерти ее сына, она, прорыдавшись, сразу спрашивает о деньгах. Тим не понимал, почему они все знали о том, что штат выплачивает субсидии семьям жертвы, и почему после их получения им становилось плевать. В девяносто девяти случях из ста семья никогда не перезванивала по номеру на его визитке и не спрашивала: «Вы поймали того, кто это сделал?» Он не думал, что трущобы Ньюарка приучили этих матерей быть готовыми к насильственной смерти или тюремному заключению своих детей, он думал: «Им на это наплевать, а мне должно быть не все равно? Это какая-то чушь». Каждый день приносил еще больше мертвых детей, и день после него тоже. Через какое-то время сложно было понять, где плохие парни, а где хорошие.