Читать «Добрый медбрат» онлайн - страница 162

Он говорил, что сделал это сам. Неудачная попытка суицида. Чарли рассказывал ей, как на военных курсах им говорили: «Если собрались убить себя, девочки, то делайте это правильно!» – и показывали как. Стандартный метод – разрезать запястье поперек, словно перерезать горло, – приводил только к боли. Но если разрезать руку вдоль по всей длине, то сразу истечешь кровью. Говорили: «Первое – напоказ, а второе – для дела». Это была обычная болтовня крутых парней, которую выкрикивают сержанты в тренировочных лагерях, но Чарли запомнил и однажды днем отложил свою швабру, дошел до ванной и провел линию по руке бритвенным лезвием. Сержанты были правы. Когда он увидел густую кровь и, о боже, собственные мышцы с белым сухожилием, он закричал.

«Так что, похоже, я во всем облажался», – сказал Чарли. Двадцать попыток суицида, но он все еще жив. Они над этим смеялись. Но тот суицид кое-чему его научил. В состоянии кризиса, когда он чувствовал себя зажатым в угол и бессильным, Чарли инстинктивно стремился перекрыть эти чувства угрозой смерти. Однако на деле он не стремился умирать. Карьера медбрата разрешила для него этот парадокс. Доступ к уязвимым пациентам позволил провозглашать смерть без того, чтобы умирать. Он научился убивать себя опосредованно.

Чарли нельзя было указывать, что делать. Его нельзя было заставить, превратить в ребенка с руками по швам, неспособного ответить тому, кто стоит выше. Детективы не могли его принудить к чему-то подобному. Но кое-что он в состоянии был сделать. Эми не требовала правды, но Чарли мог ей ее поведать.

Эми взглянула ему в глаза и поняла, чего он хочет. Чарли не нужно было быть святым, понятно, что он им не являлся. Он мог отличить хорошее от плохого и понимал, что его поступок был плохим, в том числе с точки зрения закона. Нет, он не был святым. Но он хотел быть героем. Для нее он мог им стать.

Едва начав говорить, он понял, как это легко. Это было не столько признание, сколько история его жизни, которую ему самому хотелось услышать. Он сидел на стуле в комнате для допросов, поджав ноги и с кардиганом Эми на плечах. Он говорил. Детективы хотели, чтобы он рассказал про преподобного Гэлла. Он рассказал. А затем продолжил рассказывать. Его путь был длинным, и он не хотел ничего упускать.

Чарли не вел записи о том, чем занимался, не записывал свои преступления и никогда никому не рассказывал свою полную историю. Но все это время он рассказывал ее себе, переживая отредактированные воспоминания. Это была словно песня, которая крутилась у него в голове. Он начал говорить в 18:15 вечером в воскресенье, прерывался только на еду, кофе и походы в туалет. Он говорил семь часов тихим спокойным голосом, терпеливо делая паузу, когда Тим переворачивал кассету, а затем продолжал с нужного места, объясняя технические детали своей профессии, последствия большого опыта работы, кратко описывая свою депрессию и суицидальность, рассказывая о смешным образом упущенных любовных шансах и нелепых ситуациях. Все это были кирпичики в единой истории о недопонятом одиночке, страдающем от беззлобной, но преступной компульсии. Пациенты могли «уйти» или «скончаться», а иногда «умереть»: он «вмешивался» или «был вынужден вмешаться» – но никогда не «убивал» и не совершал «убийство». Чарли рассказывал нежную историю, вел много раз отрепетированный и ни разу не исполненный монолог, который содержал лишь малую долю правды. Словом, это была не самая плохая история; для больных и для их семей смерть являлась милосердным актом, который мог осуществить не только Бог.