Читать «Клинок без ржавчины» онлайн - страница 211

Третий… Откуда он взялся?! Во вчерашних газетах оповещалось, что в Гори публично повесят двух «разбойников» и плотникам было заказано приготовить две виселицы.

Что же изменилось со вчерашнего дня?

…Слишком много крестьян уходило в леса. Первыми уходили те, у кого раньше других потухал очаг. Чистили берданки, ожидали, когда деревья оденутся листвой. Чтобы припугнуть непокорных, уездный начальник воздвиг в Гори черные, как головешки, виселицы.

Воздвиг виселицы, а рядом поставил «ангела милосердия». Это для того, чтобы крестьяне не стискивали молча в карманах кулаки, когда станут вешать их земляков. А что будет именно так, об этом хорошо было осведомлено начальство. И вот вчера ночью уездный начальник свиделся с сидевшим в одиночке матерым грабителем Хасишвили. Обещал расковать его и облегчить тюремный режим, если он не поленится завтра в полдень прогуляться от тюрьмы до виселицы.

— А там царскую депешу прочтем, что тебе помилование пришло, и сейчас же обратно в тюрьму водворим. Ни один волос не упадет с твоей головы, — убеждал уездный начальник не на шутку струсившего бандита.

Одиночная камера узка и темна, как могила. Поэтому, вздохнув, Хасишвили пошел на сделку. На площадь срочно отвезли еще одну арбу лесного материала.

И сейчас босой арестант лихо звенит кандалами, словно молодой гусар шпорами на параде.

Осужденных сопровождал конвой — двенадцать солдат. Позади степенно шагали скучающие чиновники.

Быстро прошли маленькую улицу и остановились под виселицами.

Палач тотчас сел на табуретку и разулся. Засунув руку в сапог, нащупал гвоздь.

Позвали кузнеца — расковать осужденных.

Тате Джиошвили попросил воды. Дали полный котелок. Он отпил немного, остальное вылил себе на голову. Потом пожелал проститься с младшим братом.

И это разрешили.

Полицейский привел на площадь юношу в черной черкеске, тщательно обыскал его и отошел в сторону.

Юноша медленно направился к брату. Слезы душили его.

— Крепись, братец, не подведи меня, — сдавленным голосом предупредил Джиошвили.

Только что раскованный, он ступал неловко, нетвердо.

Младший брат не выдержал. Боль, отчаяние, любовь и все, что роднит братьев, с неудержимой силой вырвалось из груди. Он зарыдал.

Тате побледнел. Стиснул зубы, чтобы они не стучали, и медленно повернулся к брату спиной.

И вдруг выпрямился. Застыл, как взведенный курок. Увидел палача, забивавшего гвоздь в сапоге.

И, прежде чем жандармы спохватились, он кинулся на палача и с размаху ударил его по лицу. Потом вскочил на табурет.

— Эх, Гори, мачеха ты мне! — крикнул он и руками, привыкшими надевать ярмо на быков, накинул на себя петлю.

— Прощай, Тате! — простонал юноша в черной черкеске.

— До свидания, Тате-джан! — крикнул Хубулури, бледнея.

Повалившийся на землю палач вскочил с бешеной руганью, обхватил дергавшиеся ноги Джиошвили и повис на них.