Читать «Владимир Набоков. Русские романы» онлайн - страница 179

Другой пример гибрида – «ангел с громадной грудной клеткой и с крыльями, как помесь райской птицы с кондором, и душу младую чтоб нес не в объятьях, а в когтях». Это пародийная цитата из лермонтовского «Демона»:

В пространстве синего эфираОдин из ангелов святыхЛетел на крыльях золотых,И душу грешную от мираОн нес в объятиях своих.

Еще пример: женщина-пантера. Образ появляется в романе, трансформируясь, несколько раз: стихи тети Ксении «La femme et la panthère»; ученица Годунова, «молодая, очень красивая, несмотря на веснушки, женщина»; глядя на нее, Федор думает: «Что было бы, если б он положил ладонь на […] слегка дрожащую, маленькую, с острыми ногтями руку», – и отмечает у нее «веяние тех определенных духов […], ему был как раз невыносим этот мутный, сладковато-бурый запах». Этот образ служит аллюзией на стихотворение К. Бальмонта «Пантера»: Оно вошло в сборник 1917 года «Сонеты солнца, меда и луны»:

Она пестра, стройна и горяча.………………………………………Дух от нее идет весьма приятный.Ее воспел средь острых гор грузин…………………………………………………Как барс, ее он понял лишь один,Горя зарей кроваво-беззакатной.

Другой отсыл этого образа – к картине бельгийского художника-символиста Фернана Кнопффа «Искусство или ласки» (L’Art ои les caresses). На ней рыжеволосая женщина-пантера чувственно и вожделенно льнет к поэту. В «Даре» такая связь возникает в воображении Федора: «Он вообразил гораздо лучше, чем давеча при ней, как, должно быть, податливо и весело на все нашло бы ответ ее небольшое, сжатое тело, и с болезненной живостью он увидел в воображаемом зеркале свою руку на ее спине и ее закинутую назад, гладкую, рыжеватую голову».

Воспроизведение сцены в раме зеркала сигнализирует связь ее с живописью. Однако Федор отказывается от любви «пантеры»: «Единственная прелесть этих несбыточных объятий была в их легкой воображаемости», – переводя любовные ласки в творческую фантазию.

Приведенные примеры не исчерпывают темы, но иллюстрируют, как прием литературной аллюзии в творчестве В. Набокова становится приемом поэтики эротизма. Как уже было отмечено, большинство таких аллюзий относится к живописи и подчинены они художественной задаче произведения – созданию литературными средствами «портрета» героя, повлиявшего «на литературную судьбу России». Именно так определяет роман «Жизнь Чернышевского» Кончеев. Привожу в сокращении уже упоминавшуюся в предыдущей главе цитату: в своей рецензии «он начал с того, что привел картину бегства во время нашествия или землетрясения, когда спасающиеся уносят с собой большой, в раме […] портрет давно забытого родственника. Вот таким портретом является для русской интеллигенции и образ Чернышевского…»