Читать «Я познаю мир. Философия» онлайн - страница 140

В 1914 году Флоренский выпустил книгу «Столп и утверждение Истины. Опыт православной Теодицеи», ставшую его самым знаменитым философским трудом. Он побудил многих русских философов начала XX века по иному взглянуть на загадку Высших мировых начал, вернуться к пристальному и глубокому обсуждению проблем Бога и веры. Истина, полагал Флоренский, не может быть постигнута как некая установившаяся раз и навсегда реальность. Истина — это живая реальность. Это то, что может быть другим, отличным от себя, предыдущего. Поэтому Флоренский утверждал, что в истине нет места рациональному закону тождества, по которому «А есть А». В любом А содержится переход к «другому», то есть к не-А: «А есть

А, что, вечно бывая не-А, в этом не-А оно находит свое утверждение как А». По мнению Флоренского, истина есть реальная разумность и разумная реальность, конечная бесконечность и бесконечная конечность, мыслимая как цельнокупное Единство.

Единая Истина, считал Флоренский, возможна только на Небе, а на земле всегда множество истин, осколков единой Истины, иногда внешне противоречащих друг другу. Таковы — Божественное единство и триипостасность, предопределение и свободная воля: «Только в момент благодатного озарения эти противоречия в уме устраняются, но не рассудочно, а сверхрассудочным способом».

С этим связаны и взгляды философа на проблему человеческого самопознания, которое возможно только на пути христианской любви, когда человек совершает творческий переход из своей самозамкнутости в сферу «другого», когда происходит его самораскрытие в «другом». Любовь двух людей, онтологически (т.е. до самых основных глубин) преображает их: «каждое Я, как в зеркале, видит в образе Божием другого Я свой образ Божий».

Идее любви противостоит стремление к самозамкнутости, выраженное тождеством «я-я». Человек, не относящий себя к «другому», остается во тьме, подвергает себя опасности «метафизического уничтожения».

Сам Флоренский испытал такое состояние на собственном опыте однажды во сне. «У меня не было образов, а были одни чисто внутренние переживания. Беспросветная тьма, почти вещественно густая, окружала меня. Какие-то силы увлекали меня на край, и я почувствовал, что это край бытия Божия, что вне его абсолютное ничто. Я хотел вскрикнуть, и не мог. Я знал, что еще одно мгновение, и я буду извергнут во тьму внешнюю. Тьма начала вливаться во все существо мое. Самосознание наполовину было утеряно, и я знал, что это — абсолютное метафизическое уничтожение. В последнем отчаянии я завопил не своим голосом: "Из глубины воззвах к Тебе, Господи. Господи, услыши глас мой!" В этих словах тогда вылилась душа. Чьи-то руки мощно схватили меня, утопающего, и отбросили куда-то далеко от бездны... Вдруг я очутился в обычной обстановке, кажется в своей комнате; из мистического небытия попал в обычное житейское бывание. Тут сразу почувствовал себя пред ликом Божиим и тогда проснулся, весь мокрый от пота».

Эгоистическое погружение в собственную самость приводит человека не к большей цельности, а, напротив, к ее разрушению. Только любовь, основой которой является прежде всего Любовь Божия, связует личность воедино. Противодействие любви со стороны «самости» приводит даже к психическим заболеваниям. Если «самость» победит, то, по мнению Флоренского, может произойти «отделение души от духа» — это он называет «второй смертью». Философ считал, что именно эта проблема должна стать основной в так называемом «Третьем Завете», который, по его мысли, должен будет соединить основные христианские понятия Веры, Надежды и Любви с основными понятиями античной цивилизации — Истиной, Добром и Красотой.