Читать «Нью-йоркский обход» онлайн - страница 6

В зимние дни «frequent flyers» отогреваются в битком набитом приемнике. Некоторые из них находятся здесь «по делу»: ампутации и дренирование абсцессов, хлеб линкольнской хирургии. К некоторым приставлена охрана; этих перевели сюда на время из тюрьмы Райкерс-Айленд. Дело обычное: в больницу попадают не только жертвы перестрелок, но и сами стрелки2. Присутствие полиции сильно помогает – не столько в смысле личной безопасности, сколько в качестве катализатора для развития добрых отношений между врачом и пациентом. Из двух зол узник выбирает меньшее; надзиратель в белом халате предпочтительней того, что в синей форме. Да и сама больница – не худшее из мест заключения, даже если заключенному и приходится проводить дни и ночи, не вставая с постели (наручники пристегнуты к спинке кровати). Зато кормят здесь, видимо, поприличнее, чем там, и телевизор можно смотреть сколько влезет.

Попадаются среди постояльцев и такие, чей основной недуг – хроническая бездомность. Взять хотя бы Карабассоса и Вульски. Эту неразлучную парочку привечает сердобольный психиатр, доктор Асеведо. Вот они сидят в ожидании своего благодетеля, два коротышки с залысинами и бакенбардами, как две капли похожие друг на друга (тот, что чуть покрупнее, – Вульски).

– Ну, рассказывай, Карабассос, на что жалуешься.

– Депрессия, доктор.

– Понятно. Что еще?

– Мания, доктор. Паранойя. Иду по улице, смотрю: все против меня.

– Молодец. Дальше?

– Агрессия. Страшные приступы агрессии. В такие минуты я опасен для окружающих.

– Ладно. Переночуешь у нас?

– Ой, доктор, – вздыхает Карабассос, – боюсь, придется.

– Черт с тобой, – соглашается Асеведо, – разместим тебя как-нибудь на шестом этаже.

– Спасибо вам, доктор, спасибо… Только вот как со сном-то быть? Может, перкоцета немножко, а?

– Ну, перкоцет я тебе не дам, а снотворное, так уж и быть, получишь.

– Доктор, вы просто ангел. Может, еще викодина чуть-чуть на всякий случай?

– Карабассос, не перегибай палку. Полтаблетки диазепама, и хватит с тебя… Иди сюда, Вульски, рассказывай.

(Карабассос уходит; на его месте тут же появляется Вульски.)

– Я нахожусь на грани самоубийства, – начинает он тяжелым басом.

– Понятно… И давно находишься?

– Вы надо мной потешаетесь. Потешайтесь. Но если вы откажете мне в приюте и я покончу с собой, эта смерть будет на вашей совести. Вас отдадут под суд!

– Дурак ты, Вульски. Вот тут только что выступал твой друг Карабассос, он поумнее будет. Он доктору не грубил, поэтому сейчас отправится в уютную палату, где его накормят и дадут таблетку. А ты, Вульски, дурак. На улицу я тебя не выкину, но за свое поведение ты будешь ночевать не у нас на шестом, а здесь, в приемнике. И никакого тебе сегодня диазепама.