Читать «Треугольный человек» онлайн - страница 13
Николай Алексеевич Государев
Меня, еще мальчишку, прочитавшего роман А. Толстого «Петр Первый», поразила судьба Александра Даниловича Меншикова. Выходец из простонародья, поднявшийся в своем отечестве до уровня второй в государстве персоны, ближайший, а после смерти Франца Лефорта единственный на многие годы друг Петра I. Несколько штрихов к его портрету, думаю, в достаточной мере обрисуют гипертимную натуру «светлейшего», наложившую отпечаток на его деяния, особенности судьбы. В монографии, посвященной Петру, Н. Павленко пишет, что царь располагал лишь двумя полководцами, которым он доверял руководство ответственными операциями: Шереметевым и Меншиковым. «Светлейший» по складу характера и особенностям дарования являл полную противоположность Шереметеву. Старый фельдмаршал был осторожен, действовал размеренно, долго взвешивая каждое решение; Меншиков, напротив, был горяч и нетерпелив. Шереметев никогда не рисковал, для Меншикова риск был родной стихией. Он презирал опасность, лез в пекло сражения, будучи твердо уверен, что предназначенная для него пуля еще не отлита. Словом, у Меншикова был свой почерк ведения боя; туда где от полководца требовалась дерзость, отчаянный риск, быстрота, стремительный натиск, и посылал его Петр.
И еще одна характерная особенность, на этот раз из жизни светской, подчеркнутая Н. Павленко. Иностранные дипломаты много раз доносили своим правительствам, что дни фаворита сочтены, что его ждет суровая расплата царя, не дававшего спуску казнокрадам, и каждый раз ошибались. Меншикова Петр воспитывал дубинкой, наложением штрафов, конфискацией части имений, содержанием под домашним арестом. «Светлейший» вносил в казну сотни тысяч рублей, чтобы тут же восполнить их новым стяжанием. Взлеты и падения Меншикова чередовались часто, но колебания фортуны не приводили его в уныние, он от природы был оптимистом. Одним словом — ванька-встанька!
Заострю ваше внимание еще на одной особенности всех гипертимиков. Яркое воображение и пышная фантазия, свойственные им, отличаются гигантоманией. Все доводится до крайних положений: если богатство, то сказочное, как у графа Монте-Кристо, если подвиги, то невероятные, как у д’Артаньяна (кстати, жизнеописатель своих героев, Дюма-отец по литературному стилю и образу жизни — блестящий пример одаренного гипертимика). Врут они живописно, вдохновенно, стремительно сочиняя все тут же на месте, мысли наскакивают одна на другую. Это — своеобразное творчество всех гипертимиков, момент их особого воодушевления, даже самых ничтожных пустозвонов типа Хлестакова.
«Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уже так уморишься играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж — скажешь только кухарке: „На, Маврушка, шинель…“ Что ж я вру — я и позабыл, что живу в бельэтаже. У меня одна лестница стоит… А любопытно взглянуть ко мне в переднюю, когда я еще не проснулся: графы и князья толкутся и жужжат там, как шмели, только и слышно: ж… ж… ж… Иной раз и министр…