Читать «Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе» онлайн - страница 158
Михаил Кузьмич Рыклин
300
Доднесь тяготеет. Т. 1. С. 180 – 181.
301
Советская Колыма. 1939. 29 сент.
302
303
304
Там же. С. 85 – 86.
305
Там же. С. 87.
306
Там же. С. 84 – 85.
307
308
309
Там же. С. 92.
310
Там же. С. 93.
311
Там же. С. 96.
312
313
Там же. С. 96 – 97.
314
315
316
317
318
Там же. С. 72.
319
Там же. С. 53.
320
321
На сайте: А.Н. Жуков. Кадровый состав органов Государственной безопасности СССР, 1935 – 1939 гг. есть только один сержант государственной безопасности по фамилии Пинаев, Александр Андреевич. До 1940 года врид. нач. Новоторьяльского РО УГБ НКВД Марийской АССР.
322
Дело № 5677.
323
Сергей Чаплин как в воду глядел: АП РФ, оп. 24, дело 418, лист 250 содержит расстрельный список, который лег в 1937 году на рабочий стол Сталина. В нем 15 человек, включая трех братьев Чаплиных. Всех предлагается приговорить по 1-й категории, то есть к расстрелу. Так что Виктору и Сергею еще, можно считать, повезло – остальные фигуранты списка были расстреляны.
324
В 1941 году заключенным категорически запрещалось иметь любые печатные материалы, поэтому даже газета «Советская Колыма» – криминал.
325
П.И. Окунев дослужился до звания генерал-майора, пятикратный орденоносец. Был разжалован при Хрущеве.
326
В этом месте моя мама, переписывавшая от руки дело своего отца на Лубянке в начале 90-х годов, приписала от себя: «Будь трижды проклят, написавший эти строки!»
327
328
329
Там же. С 109.
330
331
332
В «Справочнике по ГУЛАГу» Жака Росси слово «тихарь» на блатном жаргоне расшифровывается как «мелкий вор, прикидывающийся ни к чему не причастным» (Ч. 2. С. 408). Происходит, вероятно, от наречия втихаря – сделать что-либо, чтобы никто не знал.
333
334
335
В рассказе «Две встречи» из цикла «Воскрешение лиственницы» читаем: «Я давно дал слово, что если меня ударят, то это и будет концом моей жизни. Я ударю начальника, и меня расстреляют. Увы! я был наивным мальчиком. Когда я ослабел, ослабела и моя воля, мой рассудок. Я легко уговорил себя перетерпеть и не нашел в себе силы душевной на ответный удар, на самоубийство, на протест. Я был самым обыкновенным доходягой и жил по законам психики доходяг. Все это было много позже, а тогда, когда мы встретились с гражданином Анисимовым на прииске, я был еще в силе, в твердости, в вере, в решении.
Кожаные перчатки Анисимова приблизились, и я приготовил кайло.
Но Анисимов не ударил. Его красивые крупные темно-карие глаза встретились с моим взглядом, и Анисимов отвел глаза в сторону» (