Читать «Обреченный Икар. Красный Октябрь в семейной перспективе» онлайн - страница 131

В сталинские годы о репрессированных родственниках в семьях говорили разве что между собой, в укромных местах, где не подслушивали, желательно шепотом. Публично старались от них если не откреститься, то упоминать об их существовании как можно реже, а если все-таки приходилось, отписывались, говоря: «местонахождение неизвестно». Так писала в графе «отец» моя мама, а сын Николая Чаплина, Борис, как-то удачно отшутился на вопрос об отце, когда поступал в Горный институт: сделал вид, что не понял, о ком идет речь. Мою бабушку еще в 1939 году вынудили отказаться от репрессированного мужа; жены Николая и Виктора Чаплиных подверглись репрессиям, детей взяли на воспитание родственники (в нашей семье посадили не всех; у других бывало и хуже). На робкие запросы о Сергее Чаплине магаданское начальство отвечало стандартной отпиской: умер в лагере от воспаления легких в августе 1941 года. В отношении Николая повторялось столь же известное клише: он якобы получил «десять лет без права переписки».

После доклада Хрущева наступили другие времена, началась оттепель. Николая Чаплина уже в 1955 году не просто реабилитировали, как Жженова, Шаламова, моего деда, сотни тысяч других. Нет, КПСС – наследница ВКП(б) – в его случае пошла дальше: как в русских сказках, полила расстрелянного богатыря «живой водой» – решением ЦКК он был посмертно восстановлен в рядах партии! Что должен был означать этот жест в религиозном плане (ведь большевистская вера не допускает существования загробного мира, из которого можно кого-то возвращать), расшифровать не так-то просто. Тем более что человек, из-за которого он погиб – Лазарь Каганович, – продолжал до 1957 года заседать в Политбюро. Но если отвлечься от прозы жизни, символически акт обливания «живой водой» прочитывался без труда: теми, кого еще вчера под угрозой наказания заставляли стыдиться, теперь – причем той же инстанцией – было приказано гордиться. Гордиться следовало, однако, в меру, не слишком тщательно вороша старое, а тем более не требуя привлечения к ответственности виновника его гибели, не говоря уж о возмещении материального ущерба. Таковы были границы, в которых сводились счеты с прошлым, пределы советского гуманизма времен оттепели. Редкие попытки их нарушения родственниками репрессированных наказывались.

Короче, «реабилитаторы» следовали известной поговорке: чтобы «и волки были сыты, и овцы целы». На самом деле у волков были еще слишком крепкие зубы, а овец при «отце народов» так выдрессировали, приучили к такой безусловной покорности, что те в массе своей пришли в восторг, когда с них наконец сняли ярлык «врагов народа».

После реабилитации Николая в середине 1955 года оправдание Сергея Чаплина стало чистой формальностью: все обвинение в 1937 – 1939 годах строилось на том, что в «право-левацкий блок» его завербовал старший брат. Были допрошены шесть свидетелей, подтвердивших, что во время следствия Сергея Чаплина жестоко пытали, вспомнили и о том, что 3 апреля 1939 года он от данных после избиения показаний отказался.