Читать «Дети победителей» онлайн - страница 37

— Ты знаешь, я, как руководитель фонда, собираюсь помогать заключенным «Белого Лебедя». Там ужасные условия, людям жрать нечего… А ты, как журналист, мог бы мне помочь?

— Вообще-то это называется «гревом», — попытался разобраться с предложением я. — Но «грев» — это материальная помощь. Как мне известно, достается блатным, а другим — ничего не достается.

Равиль поднял пьяный взгляд, замер, покачал головой, помолчал…

— Наверно, так и есть, — согласился он, — но мы могли бы сами раздавать свою помощь заключенным… Если бы была организована, допустим, серьезная подготовительная кампания в прессе…

— Ну, «раздавать» вам никто не даст: колония, режим! Пресса не поможет. Ты пытаешься лишить кормушки сотрудников внутренней службы министерства юстиции. Ты представляешь себе, на что ты посягаешь?

— А вот это — поможет? — Равиль протянул мне визитку.

Я взял карточку в руки — простенькая бумага, текст еще проще: «Николай Зайнышев». Под фамилией — линия, под линией — город Пермь. Ни адреса, ни телефона, ни электронной почты. А зачем? Все и так знают: город Пермь принадлежит Зайнышеву, потому что он его контролирует. Итак, фамилия — Зайнышев, координаты — город Пермь. Зайнышев — Пермь, все остальное лишнее. Самая четкая визитка из тех, что мне попадали в руки.

— Понимаешь, Пермь уже давно поделена, — продолжил Равиль. — Финансы, как всегда, достались евреям, криминал — татарам, а рабочие места на заводах — русским… Ты меня понял? Мы будем контролировать зоны!

— Я думал, ты мусульманин, будешь заниматься религией, человеческой душой…

— Я капитан Советской армии, бывший… Полковники командовали: «танки сюда!», «авиацию сюда!» Меня воспитывали офицеры старой формации: блядуй, но одну палку оставляй жене, не е… там, где работаешь, не воруй там, где живешь.

— А я думал, тебя воспитывал Коран…

— Коран — первая книга… После устава Советской армии, конечно.

Я молчал, я был пьян и зол.

— И ты, брат, офицер, — произнес я медленно и хлопнул Равиля по плечу. — Сколько лет в Сибири провел?

— До десяти считал… — его мрачный взгляд был устремлен куда-то вниз и в сторону, в черную дыру прошлого.

Таких карих, таких честных, таких мутных глаз, как у этого татарина, я в жизни еще не встречал.

Я вернулся в редакцию и сел на свое место. В комнате, кроме меня, никого не было. Тут раздался телефонный звонок, я взял трубку и услышал голос друга — Юрия Беликова. Уже через минуту я начал читать ему свое стихотворение: «Я родился в советской стране и достиг восемнадцати лет, чтоб наставники выдали мне аттестат и военный билет. Я носил полумесяц пилотки со звездой, постигая, что главное — это танкеры крови и водки для теории доктора Дарвина. Я в российском университете изучал золотую латынь и не думал о том, что на свете целый шар танкодромных равнин. Я работал на тайном заводе, охраняемом, как мавзолей, будто психобольным на разводе не хватало публичных соплей. На конвейерной ленте забоя я забил на бригадный подряд — и не знал никогда, что такое “Гиацинт”, “Ураган” или “Град”. Я не видел системную смерть, но я думаю, что в самом деле нас не надо сегодня жалеть, ведь и мы никого не жалели. Пили первые слезы свои, и, быть может, за эту науку мы достойны последней любви, как инъекции в сонную руку».