Читать «Отречение» онлайн - страница 6

Старость была для него не страшна, и не она отравила его жизнь горьким привкусом. Чаша, которую ему приходилось испить, состояла в том, что его единственный сын, Рейсом, хотел жениться на Куртис, последней юной представительнице враждебного рода.

Некоторое время около кладовой слышалось только звяканье оловянных ложек, булькание фруктового сока в горле ковбоев, топот пасущихся коней, да протяжная грустная песенка Сама, в двадцатый раз самодовольно приглаживавшего щеткой перед потрескавшимся зеркалом свои непокорные каштановые волосы.

С крыльца кладовой открывался вид на неровный покатый склон прерии к югу, с пятнами бледно-зеленых волнистых мескитовых зарослей по низинам и с почти черными массами низкого кустарника чапараля на холмах. По мескитовым равнинам вилась дорога к ранчо, соединявшаяся через пять миль со старым правительственным трактом, который вел в Сан-Антонио. Солнце стояло так низко, что самое незначительное возвышение бросало свою серую тень на целые мили в золотисто-зеленое море солнечного света.

В этот вечер слух был острее зрения. Мексиканец поднял загорелый палец, чтоб остановить царапанье жести по жести.

— Один фургон, — сказал он, — переезжает через ручей Кондо. Я слышу шум колес. Очень скалистое место Кондо.

— У вас хороший слух, Грегорио, — сказал Тейлор Мустанг, — я ничего не слышу, кроме чириканья птиц в кустах и ветерка, который бесчинствует на мирной долине.

Через десять минут Тейлор сказал:

— Я вижу пыль от фургона прямо на горизонте.

— У вас очень хорошее зрение, сеньор, — сказал, улыбаясь, Грегорио.

На расстоянии двух миль виднелось маленькое облако, застилавшее зеленую рябь мескитных лужаек. Минут через двадцать послышался звон лошадиных копыт, и еще через пять минут серые жеребцы вынырнули из чащи, фыркая в ожидании овса и таща за собой, как игрушку, легкий фургон.

Из мексиканских хижин раздался крик: «Едет! Едет!» Четверо мексиканских парней кинулись распрягать серых. Ковбои издали вопль приветствия и восторга.

Рене Трусделль бросил вожжи на землю и засмеялся.

— В фургоне, ребята, — сказал он. — Я знаю, чего вы ждете. Если Сам еще раз допустит, чтобы вышел весь табак, мы расстреляем его желтые башмаки. Я привез два ящика. Достаньте их и валяйте. Я знаю, что вы все жаждете покурить.

Когда Рене добрался до сухих мест, он снял с рамы полог фургона и прикрыл им груз. Теперь шесть пар нетерпеливых рук сорвали полог и начали шарить под мешками и одеялами, разыскивая ящики с табаком.

Длинный Коллинз, откомандированный за табаком из лагеря Сан-Габриэль, парень, употреблявший самые длинные стремена, какие только можно было найти к западу от Миссисипи, запустил внутрь фургона руку, длинную, как оглобля. Он наткнулся на что-то более твердое, чем одеяло, и вытащил ужасную вещь: бесформенный грязный башмак, перевязанный проволокой и веревками. Из его оборванного конца, как голова и лапы потревоженной черепахи, торчали пальцы человеческой ноги.

— У-у! — завыл длинный Коллинз. — Рене, да вы никак перевозите трупы? Здесь какой-то, черт его побери, покойник!