Читать «Кузнец. Золотая Орлица» онлайн - страница 35
Илья Александрович Ганин
Вот у меня, например, денег нет — и резцов только два… И при моих-то скоростях надо бы делать крюк — а из чего?
Присел Тома отдохнуть — вот до чего дошло, пусть и зима. Отдыхать можно. Сын работает. Сын. Дел переделали — и не счесть. Не все сын умеет — но учится быстро. Очень быстро, не как сам Тома, помнится, учился. Сейчас вот выдалось времечко — и снова он свои деревяшки ладит, сказывает — ткацкий стан! Ох, как услыхал про то Тома — аж дыхание перехватило. Нахал! Ан припомнил, что батя во времена оны завсегда давал ему споткнуться. И не по разу помогал, не по два, но не переделывал. И за халтуру ругал, а за игрушки никогда. Так и он делать будет.
Прикрыл Тома глаза. Что-то уставать стал быстро.
— Поздорову. Ты веретена бабам делал? — Кола пришел, какой-то взъерошенный.
— И тебе не хворать. — удивился я такому резкому началу. — Ну, делал. Матушка попросила.
— Ты знаешь, что Мария-мельничиха к священнику побежала про колдовство рассказывать? Что, мол, человеческие руки не могут такого сделать — круглые, гладкие и одинаковые, да еще шесть штук?!
— Ну пусть освятит, если ей это так важно. Я так понимаю, её матушка в пряхи не взяла? Так что у неё самой веретена нет?
— Понимай что хочешь. Но с отцом Жозефом лучше заранее побеседуй.
Похоже, Кола к происходящему относится серьезно.
— Давай-давай, срочной работы нет, иди быстрей.
Я оглянулся на Тома. На нем буквально не было лица — он испугался. Причем сильно.
— Хорошо, хорошо, иду уже. Да чего вы только все так задергались-то?
— Помалкивай. — вдруг сказал Тома плотнику. — Не знает, и слава Господу!!!
Тот дернул плечами и действительно ничего объяснять мне не стал. Ох, деды, ох и темните вы…
Почесав в затылке, я снял из под крыши запасенную к Рождеству игрушку. Ладно, просто так ведь делал.
— Вон, чашу лучше возьми. Большую — пожертвования собирать. — посоветовал Кола. — Не жмись, не жмись.
Вообще-то я её продать думал… ладно.
Господь за грехи наказывает. Патер Жозеф к своим годам это осознал твердо и продолжал осознавать.
"Господи, прости меня, ибо я согрешил…"
Он не ответил, Он никогда не отвечал. Жозеф остался в привычной еще с семинарии позе, и снова против воли вспомнил, как тогда ему было скучно, а еще он мечтал, что его от его коленей на каменном полу останутся выемки, и он прославится святостью и мудростью, и… Господь наказывает за гордыню и нетерпение.
Завтра служба. Рождество! Надо украсить церковь. Надо обойти приход. И снова столкнуться со своим грехом, со своей слабостью. Пламя Ада, как он теперь знал, оно не снаружи. Оно внутри. А Мари снова улыбнется ему. Снова. Снова! Снова!! Он стал причиной её падения во грех, её страданий — а она ему улыбается…
"Господи! Не меня, её прости. Ибо я согрешил…"
— Кхе-кхе…
Пришлось прерваться.
— Чего тебе, дочь моя? — Мария, жена мельника. Что это её принесло?
— Колдовство тут, святой отец!!! — выпалила Мария.
Возникла пауза. По полу пополз сквознячок, солнце аккуратно заглядывало в дверь. Щебетала птичка. Потеплеет, что-ли?
— Где, дочь моя?
— Давеча, Орели, значит, у колодца, еще Франсуаза об тот день не приходила, так говорит, что мол шерсти ей надо — а какой ей шерсти-то, старухе! — что мол, вот, надо ей прях, а она ткать будет. Так прях вот аж шестерых, я думаю сейчас будет веретена собирать, у неё свово-то нет, а она и моё не взяла, а оно хорошее, прямо почти самое лучшее в селе, еще матушке моей тогда сделали, и никогда на него никто не жаловался, а она не берет — а обещала им, значит, окромя нити пятой части еще веретена! А веретена, ей, стало быть сын сделал!!! ВОТ!!!