Читать «Земля случайных чисел» онлайн - страница 164

После того вечера я окончательно успокоилась. Потом, спустя годы, я иногда встречала имя Лии в прессе – как я (впрочем, не без ее воздействия) и предполагала, она действительно добилась признания, но я не ощущала ни радости, ни зависти по поводу ее успехов. Видимо, пара минут залитых слезами объятий целиком и полностью уравновесились этой липкой экскурсией по булочной долине смерти – и в итоге не осталось ровным счетом ничего. Собственно, я действительно всегда все преувеличивала – и когда я наконец-то вернусь домой, я, наверное, лягу в ту самую траву и прорасту сквозь нее уже иной травой более точного, более правдивого свойства.

Some were born to endless night

Они приходят к нам, потому что иначе им некуда больше идти.

Чтобы получилось прийти, им необходимо не только мучительное ожидание чуда и батареи бутылочных детских слез – но и свинцовая, как черное сияние Вселенной, уверенность ждущего в том, что дождался именно того самого, дождался именно того, кого и ждал, в тот самый день, в тот самый час. С этим у всех обычно плохо. У нас с этим обычно неплохо. Это дорогого стоит.

Но потом умер Принс и пришел Уильям Блейк, и все посыпалось, и все посыпалось.

Мы продавали свою уверенность в собственных ожиданиях и совсем немножечко невинной паутинчатой лунной магии, все это было легко и пусто, иногда стоило копейки и даже не могло покрыть аренды жилья, но некоторые полнолуния получались полновесными, как тяжелые дождевые облака.

Все идеально работало до того самого дня, когда умер Принс, светила самая крошечная полная луна года, и к нам пришел Уильям Блейк – наш камень, наши ножницы и наша бумага.

Мы, как обычно, ехали самым утренним рассветным поездом (иначе некуда девать велосипеды, все засижено сонными рабочими людьми в потном общем костюме «семь седьмого утра»), над рекой поднимался розоватый апрельский туман, тоннель пах тиной и сиренью. Анна-Мария листала Фейсбук и вдруг сказала: «Умер Принс». Мы захотели послушать какую-нибудь его песню, пока в поезде все спят. Как назло, Анна-Мария помнила только Purple Rain, а я – Nothing Compares To You, которую мы в школе пели как «На фиг компресс, на фиг компресс».

Послезавтра мы поймем, на фиг компресс.

В итоге мы вспомнили песню про сливки, в связи с чем тут же начали слушать песню про сливки. Поезд наконец-то проснулся, недовольно зашевелилось пестрое где-то в начале вагона. Мы сказали: «Умер Принс». Когда умер Боуи, мы тоже ехали в утреннем поезде.

– Кто умрет следующим? – спросила я у проснувшегося поезда. – В этом году все ваши кумиры должны умереть. Йоко Оно? Она будет жить вечно. Игги Поп? У него день рождения. Мадонна? Не умирало еще великих женщин в этом году, может быть, она.