Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 49

— Добро пожаловать! — произнес Ибрагимбек, кивком головы ответив на приветствие Усмон Азиза.

Он сидел на небольшом возвышении, облокотившись на подушки, в легком шелковом халате, наброшенном на плечи поверх зеленоватого кителя. Из чистого шелка была его голубая чалма.

— Пожалуйста, бай, — указал Ибрагимбек на место слева от стола. — Садитесь.

На его лице с густой, рыжеватой бородой и большими черными ясными глазами, остро взглядывающими из-под длинных и тоже черных бровей, запечатлелось обычное для него выражение свирепого, почти звериного мужества, странно сочетавшегося с проницательностью и твердостью. Какое-то время он молчал, словно бы поглощенный собственными думами, затем, погладив рукой бороду, учтиво спросил:

— Чай будете?

— Благодарю, — сказал Усмон Азиз, приложив руку к груди. — Прежде чем прибыть к вам, немного перекусил.

Помолчав, Ибрагимбек осведомился с той же учтивостью:

— Как ваши дела?

— Дела? Я полагаю, почтенный, вы сами все понимаете.

— Разочарованы?

— Разочарован я или нет — теперь это уже не имеет ровным счетом никакого значения. Теперь каждый должен с достоинством покориться своей судьбе.

— Ссылаясь на судьбу, сидеть сложа руки — недостойно умного человека.

Усмон Азиз чуть заметно усмехнулся.

— Умный человек вряд ли возьмется за дело, итог которого — разочарование.

— Я вас понял, бай. — Ибрагимбек оторвался от подушек и сел, быстрым движением скрестив ноги. Глаза его блеснули. — А я нисколько не разочарован, нисколько! Тигр не сворачивает со своего пути, мужчина не отказывается от своей цели. Хорошо сказано. И вы… — Он сдвинул черные брови. — Не следует вам разочаровываться, бай! Сколько бы мук из-за родины ни перетерпел человек, сколько бы лишений ни перенес — она того стоит.

— Я с вами согласен, почтенный.

— Знаю, вы расстроены. Вчерашний бой был тяжелым, я слышал. Но не переживайте так сильно, Поверьте, я в своей жизни видывал такие дни, что…

И он шумно вздохнул, как бы давая понять, что Усмон Азизу, по счастью, еще не приходилось бывать в действительно суровых переделках.

— Что делать, — откликнулся Усмон Азиз, — война — занятие мрачное. В Коране сказано: не убий, а тут снова убийства, снова огонь и кровь.

Ибрагимбек будто не слышал этих его слов.

— Какие у вас потери? — участливо спросил он.

— Одиннадцать человек…

— Что ж, бывает и хуже. Благодарите Бога, что сами живы остались.

— Если таким образом будет продолжаться и дальше, вряд ли можно надеяться, что останешься живым.

— Мужчина живет надеждами на лучшее, бай!

— Возможно… Но наши попытки, по-моему, бесполезны. Люди стали другими. Меня иногда дрожь охватывает, когда смотрю им в глаза. Ведь большинство нас теперь видеть не может — кроме, конечно, тех, кого новая власть притеснила.

Усмон Азиз тут же пожалел о сказанном, но было уже поздно: белки глаз Ибрагимбека налились кровью, а пальцы правой руки сжались в кулак.