Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 290

Султан только и сказал Назару:

— Дай бог, чтоб этот парень не походил на вас! — И ушел на оглядываясь.

«Никогда не прощу отцу его вину», — вспомнились старику слова Вахида, и он спросил себя: а подобает ли сыну винить отца в его делах? Неужели Вахид на самом деле до сегодняшнего дня не простил? Если не простит собственный сын, то и никто другой не простит. И он должен пенять только на самого себя. За всю свою жизнь он ни разу не оглянулся назад, не посмотрел на дела, которые совершил, не хотел верить, что жизнь подобна ложке, которой едят поочередно. Вот и выходит, что сегодня ему только и остается кусать локти. И ложка сейчас в других руках, в руках Султана например.

А ведь про ложку сказал ему именно тракторист Туран, давным-давно, на одном из колхозных собраний: «Товарищ Джабиров, не будьте опрометчивы. Если сегодня ложка в ваших руках, то завтра она перейдет в руки других». Может, он имел в виду сегодняшний день Назара? Как бы там ни было, слова Турана оказались вещими. Подумать только! Теперь в руках этого неимущего Султана восемь колхозов, объединенных в один! О господи! На том давнем собрании, молча слушая Турана, он твердил в душе: «Глупости болтаешь, безродный! Пока всевышний считает меня рабом своим, я буду властвовать. Ну а если однажды, не дай бог, и сбросит меня конь, то и тогда бояться нечего, потому что есть у меня достояние. А ты, глупец, вместо того, чтобы обо мне печься, лучше засунь под язык свой нос и копайся в тракторе».

Однако сегодня старик вдруг понял, что ни Туран, ни те, кого он считал дураками, дураками не были, дураком, оказывается, был он сам. «Слепец, для чего прожил жизнь? Что хорошего сделал? Оплел себя сетями лжи, и только…» И еще он почувствовал, что если сейчас он не изольет перед кем-нибудь боль своего сердца или, по крайней мере, не попросит прощения у кого-нибудь из тех, кого обидел, то и в могиле не найдет покоя.

В комнату вернулся его сын.

— Проводил друга? — спросил старик, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Проводил, — пробормотал Вахид.

— Почему же он так быстро ушел?

— Спешил на пастбище, к чабанам.

— А-а, ладно. Тракторист Туран… дома?

— Не знаю. Может, и дома.

— Узнай-ка, сынок. Если дома, попроси прийти. Скажи, мол, отцу плохо, просит вас зайти.

Когда Вахид вышел, старик спросил у жены, которая сидела, привалившись плечом к стене:

— Куда ты дела тот мешочек?

Она почувствовала его взгляд, насторожилась.

— Какой мешочек?

— Тот, что я тебе вчера дал.

— Память стала плохая, все позабыла…

Старуха привстала, пошарила в сложенных на сундуке коврах, курпачах и одеялах и вытащила оттуда туго завязанный мешочек из сыромятной кожи.

— Дай сюда. — Старик попытался развязать узел, но не смог: слабые пальцы не слушались. — Развяжи, — сказал он наконец.

Вчера, с большим трудом поднявшись с постели, старик достал этот мешочек из потайной ниши за угловой балкой амбара, вручил жене и наказал: «Если завтра предстану перед богом, отдай это сыну, скажи: это тебе наследство от отца, расходуй бережно…»