Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 238

— Вроде вас, — буркнула она, не поднимая головы.

— Мои галоши не нравятся, а!.. — произнес Сангин Рамазон и, довольный, с гордо вскинутой головой, по каменным ступеням высокого айвана спустился во двор.

Сверкающая белизна ослепила его, и он на минуту остановился. Всюду снег, снег и снег — будто земля надела напоследок праздничную белую рубаху. И все тонет в солнечном сиянии. Чернеют лишь яблони да вишневые деревья. И еще глинобитная стена вокруг двора (и на ней местами лежит снег), угол крыши соседнего дома и выбившиеся из-под снега тонкие побеги виноградных лоз. Чернеют, как нелепо посаженные заплаты…

«О, как все это красиво, однако!»

Как чарует этот темный цвет на искрящемся снегу, что раскинулся пышно и величаво под золотистыми лучами солнца, которое после надолго затянувшейся стужи наконец-то сдвинулось с места и отправилось в свой извечный путь.

«Да-а, сегодня погода мягкая, как сливочное масло… А вчера еще зло кололась».

Сангин Рамазон, дыша всей грудью, широко раскрыл прищуренные глаза и оглядел себя, начав с ног: галоши и ичиги чисты, одежда тоже опрятна, все в порядке. Тьфу-тьфу, да убережет господь милостивый, милосердный от дурного глаза! — и кости целы и легки, не болят и не ноют.

«И что она мелет: «Всюду снег, а на ваших галошах грязь…» Откуда знать этой длинноволосой, с коротким умом, как вчера я вдруг поскользнулся, как треснул подо мной лед на ручье и я провалился по самые голенища в воду и грязь! Откуда ей знать, что Сайфиддин Умара (у, проклятый!) это только развеселило, рот растянул до ушей, как хохотал!.. Не знает, конечно — женщина! Что с нее взять? И хорошо, что не знает. Если считаешь себя мужчиной, с женщинами по каждому поводу толковать не будешь. Жена есть жена. Если галоши грязные, должна вымыть, и все! Женщина, которая спрашивает, что да почему, не жена, а холера, настоящее горе».

Он был рад: и сегодня, как и во все дни их совместной жизни, втолковал благоверной свое, последнее слово осталось за ним. Это ведь только сказать легко — тридцать восемь лет вместе! Чего только не бывало за этот срок, сколько пережито, сколько бед позабыто. Но ни разу не случалось, чтобы голос старухи оказался сильнее. Верно, есть у нее дурная привычка: слова не спускает, а все-таки склоняет… да, всегда склоняет голову! Что бы он, Сангин Рамазон, ни сказал — просьбой ли, приказом, — она хоть и поворчит, но сделает.

«Ладно, наплевать на ее воркотню! Такой уж уродилась. Обидчивая и ехидная. Если что против ее разумения — все, тут же начинает скрипеть».

Снег близ айвана был утоптан и хрустел под ногами. Поскрипывая новыми галошами, Сангин Рамазон направился к проходу во внешний двор. Он чувствовал себя столь свежим и бодрым, что казалось, если поднатужиться, то можно повалить и кузнеца Исхака, лопатки которого до сих пор не касались земли.

«…Однако в последнее время она стала совсем злоязычной, жалит как оса, грызет почем зря…»

Миновав проход, Сангин Рамазон оказался во внешнем дворе, где находились конюшня, хлев и сеновал, навес и курятник, сарай для дров и нужник.