Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 184

Саттор Турсунович Турсун

Две белые курицы, выпачкавшиеся в золе, кудахтая, дрались у айвана, возле кучки мусора, оставшегося там с утра, когда подметали двор.

— Не уставать вам, сосед! — С этими словами во двор вошел дядя Хидоят.

— Здоровья вам! — Отец Фируза поднялся и шагнул навстречу гостю.

— С того дня, как отдал стадо вашему внуку, хожу сам не свой, не знаю, куда и деть себя. Не привык шататься без дела, да и дома целый день высидеть — одно мучение. Вот и говорю матери Афзала: на сердце тесно, жена, схожу-ка проведаю соседа.

Фируз в яме уже заканчивал работу — кетменем и ногами старательно месил глину, разбивая оставшиеся комья. Иногда ошметки глины взлетали из-под кетменя и коричневыми пятнами остывали на его плечах и спине. Он чувствовал, как острые лучи солнца обжигают кожу. Из танура по всему двору расходился запах свежеиспеченных лепешек.

Фируз проголодался за работой, больше всего ему хотелось сейчас выбраться из глины, подойти к тануру и, взяв лепешку, запивать ее холодной родниковой водой. Однако, представив себе хмурое лицо мачехи, он продолжал работать.

— Жена, — позвал дядя Аслам, словно почувствовав желание сына.

Мачеха продолжала заниматься своим делом, будто и не слышала.

— Эй, жена! — снова окликнул старик.

— Слышу, слышу, что скажете?

— Принеси пару горячих лепешек, — попросил он, — и чаю завари.

Жена опять не ответила.

Минут через двадцать Фируз, окончив месить глину, вылез из ямы, запрудил ручеек воды, стекавший в яму, вымыл руки.

— Иди сюда, сынок, — ласково позвал его отец. — Присядь, отдохни, вижу, ты устал.

— Молодец, Фируз, — сказал и дядя Хидоят. — Нелегкое это дело — месить глину.

Жена старика расстелила дастархан и положила перед гостями две непропеченные лепешки.

— Разве лучше не нашлось? — спросил дядя Аслам.

— Это тоже хлеб, не разорвет!

С недовольным видом мачеха ушла в дом. Дядя Аслам хотел было сказать ей что-то вслед, но старый пастух, коснувшись его руки, остановил:

— Не надо, сосед. Она права, да стану я ему жертвой, всякий хлеб — это хлеб.

В лице его не было и тени обиды; он хорошо знал характер жены своего друга.

Фируз пошел на кухню, зажег огонь в очаге и, вскипятив воду, заварил чай.

Мачеха не показывалась.

Желание отведать горячих лепешек уже пропало. Разлив чай, он поднес по пиалке отцу и дяде Хидояту, выпил сам и поднялся. Принес еще мешок соломы и ровно рассыпал поверх глины, чтобы до завтрашнего дня не высохла на солнце. Полил сверху двумя ведрами воды. Покончив с делами, сказал:

— Теперь, бобо, если разрешите, я приду завтра.

Взяв в руки одежду и ботинки, попрощался с отцом, с дядей Хидоятом и вышел из ворот. До того как вернуться домой, он хотел спуститься к ручью, хорошенько вымыться.