Читать «Три дня одной весны» онлайн - страница 170

Саттор Турсунович Турсун

Фируз только улыбнулся.

Тетушка Шарофат меж тем принесла лепешки, сладости и чай.

— Пока будет готов плов, подсластитесь чайком, — пригласила она и, потирая поясницу, осторожно спустилась по ступенькам айвана во двор.

Приняв из рук Фируза пиалу с чаем, Аскаров испытующе глянул на племянника и сказал:

— Вот и вернулся ты, отслужил свое… Чем теперь станешь заниматься? План какой-нибудь имеешь?

Фируз, понимая смысл вопроса, чертыхнулся в душе: «Опять старый разговор начинается!» Однако переспросил наивно:

— Какой план, дядя?

— Я говорю о плане, касающемся твоей специальности, твоего будущего. О плане, который постепенно привел бы тебя к какому-нибудь хорошему посту, сделал бы человеком.

— Моя специальность известна мне и без плана, — ответил Фируз, тоном стараясь смягчить смысл сказанного. — Если буду жив-здоров, и будущее от меня не уйдет…

— Кажется, произнося слово «специальность», ты имеешь в виду работу тракториста? — недовольно прервал Аскаров.

Фируз думал о том, почему дядя, никогда всерьез не интересовавшийся им самим, так настойчиво, не в первый уже раз заговаривает с ним об устройстве жизни — в своем, конечно, понимании…

«Какая ему польза от моей учебы? И в чем выгода, если останусь здесь? Понятно, сейчас без хорошей специальности далеко не уйдешь, я и не спорю ведь с ним. Однако он не хочет понять, что на мне долг человеческий, сыновний. Как оставлю мать на пять-шесть лет? Для одинокой ли своей старости растила она меня, после того как спасла от смерти сразу после рождения? И могу ли я оставить отца? Какими глазами буду смотреть на них? А ведь они стали прихварывать. Может и так случиться — приеду с учебы, а смотреть-то уж и не на кого…»

— Почему не отвечаешь? Или, может, опять задумал трактористом заделаться? — недовольно спросил Аскаров, протягивая ему пустую пиалу.

Фируз наполнил ее, поставил перед дядей.

— Работать трактористом разве так уж плохо?

— Думаешь, другие профессии перевелись?

— Нет, почему… — улыбнулся Фируз. — Могу стать и шофером — в армии полтора года за баранкой сидел.

— Удивляюсь я тебе, племянник. Неужели не понимаешь: дядя ведь, к примеру, то же, что и отец. Не желаю тебе зла, желаю добра. Должен тебе сказать — даже и твоя янга жалеет, что не хочешь пойти учиться; в классе вашем, говорит она, не было лучше тебя ученика, самый сильный ученик был, в любой институт свободно поступить мог бы… А теперь, когда ты вернулся из армии, поступить еще легче — знай, в институты в первую очередь принимают таких ребят, как ты, отслуживших…

— Я знаю.

— А раз знаешь, почему сердце твое расположено к машине и трактору?

— Помните, дядя, когда я кончил школу, мы уже говорили об этом. И я тогда вам сказал — дальше учиться сейчас не смогу — как оставлю мать? Кто будет зарабатывать нам на жизнь?.. Если все пойдут в институты, кто же будет трактористом? Откуда возьмется хлеб?

— Ты — это не все. Ты внук моего отца; мой отец, твой дед, был уважаемый человек в нашем селе. Ты мой племянник, а я твой дядя, тридцать пять лет проработал на должностях, руководил народом. Ты сын моего брата; мой брат, твой отец, был до войны не просто так себе человек — был и бригадиром в колхозе, и хосилотом, и председателем. Что поделаешь, так сложилась судьба: с войны вернулся инвалидом, стал непригоден к труду. Не то сделался бы еще большим человеком, чем я. Ты должен понимать, из какого рода… Есть у меня надежда — сыновья мои, Абдурахим и Абдумалик, станут людьми, даст бог, не запятнают уважаемый наш род. Хочу, чтобы и ты рядом с ними выпрямил спину, а мы — я и твой отец — ступали бы по земле гордо, узнав покой старости. Твой отец, бедный, занятый своими заботами, не думает об этой стороне дела, не думает, что скажут завтра люди. Однако я не устаю заботиться о том, чтобы ты сделался человеком.