есть край далеко-далеко куда дойти нелегко исполнены древние дали сиротства тоски и печали лишь только смежаю ресницы туда моя песня стремится и там приникает беглянка к мотиву из рода чанготам сестра моя ашальчи оки которая слагала стихи и не ведая передышки две написала книжки но перо свое и певчий озноб сменила на скальпель и стетоскоп так она стала подругой немой тому кто был отсечен тюрьмой и разделила молчание кузебая герда гордо предполагаячто лучше ей онеметь при жизни чем раствориться в деспотизме да молчанием во дни глухие возможно противиться тирании европа вперившаяся в свой пуп не ведала о тяжести этих пут не волновало ее нисколько отчего вотякская женщина смолкла и лишь ее небольшой народ и еще кто знал ее тот поймет зачем она замолчала врачуя покоренного и покорителя чуя какой это мощный ответ угнетенью ее неменье красноречива твоя «молчанка» самая чанговская из чанго сестра моя ашальчи оки годами не обронившая ни строки две фотографии и стихов букетик все что мне от тебя осталось на свете да еще жалкая моя смелость помня о риске твою балладу прочитать близким
Падающий лист ореха
Шандору Чоори
есть край где студеным бывает лето под утро в дубовой колоде вода подернута пленкой льда словно бы увядает как увядает память накинув покров холодноватых отживших слов а детеныш весны жеребенок наивный и несмышленый в испуге отфыркнет льдинки и к матери мчитнаворожив раннюю осень и долгую зиму уносятся прочь горластые галкии первый медленный лист с ореха слетает вниз и на плечо человека с припорошенными снегом висками ложится тяжелым крылом
