Читать «Москва, 1941» онлайн - страница 32

Анатолий Воронин

«Давид стал надевать гимнастерку, ремни, всю форму – под диктовку радио. Мы побежали в контору. Около – машина, конечно, она (машина) соврала, что не в Москву (чтобы не брать еще одного человека). … Я говорю Давиду – ты не волнуйся (он немедленно должен был явиться в Академию), тебя должна взять любая машина, ты остановишь, иди на шоссе, я приеду с первым вечерним рейсом. Он поцеловал меня и очень быстро пошел на шоссе, все-таки несколько раз оглянувшись. Когда я вернулась, в конторе была уже масса народу – все записывались на рейс в город. … Что было в автобусе удивительно – полдороги сосредоточенное молчание. С полдороги – редкие реплики, редко разговор – больше о внешнем – вот военные повозки, военные машины по Минскому шоссе – первый признак войны… Не могу не сказать, что основное было все-таки – подавленность», – такой запомнилась дорога в Москву М. В. Нечкиной.

Владимир Гусев: «Возбужденные, возвращаемся в общежитие. Еще успели на метро. Столица погрузилась во мрак. Поезда были переполнены. Кировскую проходили без остановки – там что-то строили, вероятно, бомбоубежище. От метро шли пешком, обсуждая события дня. Дома Гази (Эфиндеев) сказал, что в военкомате происходят волнующие сцены – добровольцы прорвали охрану и ринулись к комиссару».

Сразу после сообщения о начале войны по городской радиосети был объявлен приказ № 1 по МПВО города Москвы и Московской области заместителя председателя исполкома Моссовета, начальника МПВО С. Ф. Фролова, в котором говорилось: «В связи с угрозой воздушного нападения на город объявляю в г. Москве и Московской области с 13 часов 22 июня 1941 года угрожаемое положение». Всему населению, руководителям предприятий, учреждений и домоуправлений города и области предписывалось точно выполнять правила МПВО и привести убежища в боевую готовность.

С первого же военного вечера в Москве были проведены мероприятия по светомаскировке, в результате этого город погрузился во тьму. «Вечером мы с Тарасенковым поехали к его матери, она жила на 3-й Тверской-Ямской. Мы ехали в неосвещенном трамвае, кондукторша все время сморкалась и принимала деньги на ощупь и отрывала билеты на ощупь. И все почему-то говорили вполголоса… И темный трамвай несся по темным улицам, непрерывно звеня, давая знать о себе пешеходам. И не светилось ни одно окно, и не горел ни один фонарь. Знакомые улицы не узнавались, и казалось, что это был не город, а макет города, мертвый макет, с пустыми, ненаселенными домами, и синие лампочки, уже ввинченные дворниками в номерные знаки на домах, еще больше подчеркивали пустынность и нереальность города и нас самих», – таким запомнился первый вечер войны Марии Белкиной.

Утром 23 июня, как только открылись магазины, в них образовались очереди: покупали крупу, сахар, мыло, соль, спички, керосин. Галина Васильевна Галкина вспоминает: «Продукты кончались уже в первой половине дня, их не успевали подвозить. Особенно много продуктов люди не могли купить, так как обычно семья жила от получки до получки, и лишних денег не было. Однако появились и спекулянты, которые скупали продукты, где только могли. И так продолжалось до тех пор, пока все не распродали. Но панических настроений не было, так как результатов начала войны воочию в Москве еще никто не видел. Очереди появились и в сберкассах – люди забирали свои сбережения».