Читать «Крестоносцы социализма» онлайн - страница 159

Чигиринское дело осталось беспрецедентным в практике народников, но не случайным эпизодом. Оно отразило в уродливой форме (как ранее нечаевщина – по отношению к самим народникам) революционный порыв народников по отношению к крестьянству. Непоколебимо веруя в революционность крестьянских масс и не осязая ее, народники ради того, чтобы поднять крестьянство на выступление, готовы были эксплуатировать существующее крестьянское мировоззрение, наивную веру крестьян в царя. К чести народников, они в большинстве своем отвергли чигиринщину, как в свое время нечаевщину, и сберегли нравственную основу русского освободительного движения.

Агитация среди крестьян занимала главное место в практике землевольцев. М.Ф. Фроленко даже называл «Землю и волю» «народнически-поселенческой партией». Вместе с тем «Земля и воля» активно действовала среди интеллигенции и рабочих. Эта ее деятельность развивалась главным образом в Петербурге. Особый размах она приняла с весны 1878 г., когда «конгресс» «Земли и воли» обновил программу и устав общества.

В то время общественная атмосфера в столице была наэлектризована только что закончившимся процессом «193-х» и покушением Веры Засулич на жизнь петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова. Общество становилось все более оппозиционным к правительству. Наиболее решительно вела себя учащаяся молодежь, которая «буквально рвалась в бой, куда бы ее ни повели». В такой обстановке землевольцы мобилизуют значительную часть сил на пропаганду и агитацию среди петербургского студенчества. Именно студенческую среду – молодую, энергичную, просвещенную – народники всегда считали самой благоприятной для вербовки революционных кадров. Землевольцы в своей пропагандистско-агитационной деятельности среди студентов тоже рассчитывали прежде всего на подготовку кадров для своего общества.

Формы пропаганды и агитации в студенческой среде у землевольцев не изменились по сравнению с первой половиной 70-х годов: подбирались надежные помощники, организовывались кружки, в них обсуждались рефераты, проводились беседы и дискуссии на злобу дня, выдвигались требования к властям. Только теперь содержание пропаганды стало конкретнее, ближе к народным потребностям и к корпоративным интересам самих студентов.

Положение российского студенчества и в политическом, и чисто в материальном положении было тогда крайне бедственным. Например, в Московском университете, где к началу 80-х годов было больше 2 тыс. студентов, преобладали разночинцы – в массе своей необеспеченный, остро нуждающийся люд. По общему мнению, тогда в Москве прожить меньше, чем на 25 рублей в месяц, было почти невозможно. А между тем, очень многие студенты имели всего 15 руб. в месяц. Питались они кое-как: чаем, сыром и черным хлебом, на обеды денег не хватало. По подсчетам П.И. Иванова, 11% московских студентов не имели на месяц и 15 руб. Они пользовались бесплатными обедами в кухмистерских – для самых бедных. О таких обедах студенты говорили: «Не успеешь дойти до дому, как опять есть хочется». Сверх всего надо было еще платить за учебу. Немудрено, что когда наступал срок вносить плату, до трех четвертей студентов Московского университета оказывались в списках подлежавших исключению и лихорадочно, но зачастую тщетно, изыскивали возможность продолжить учебу.