Читать «Наследство последнего императора. 2-я книга» онлайн - страница 297
Николай Волынский
– Да что вы о такой ерунде, в самом деле! – отмахнулся Мейбом. – Сразу видно: вопрос штабного! Извините, – спохватился он. – Я ничего обидного… понимаю, каждый служит на своём месте согласно приказу. Любая служба уважаема.
– Вы абсолютно правы, – мягко успокоил его Яковлев. – Мы не всегда вольны выбирать. Я, кстати, только в последнее время при канцелярии. Был ранен в Порт-Артуре, имею награды. И сейчас подавал рапорт, и не раз, по своему новому начальству, чтобы меня направили в войска, на передовую. Оказалось, что, как английский офицер, не имею права участвовать в боевых действиях на стороне других стран.
– А пленных у вас, в королевской армии, расстреливают?
– После бурской войны
– Ерунда! Сейчас всё по-другому. Не в Европе. У нас, – с упрямством первого хмеля заявил капитан. – За Уралом Европа кончилась. Вот давеча, в одной деревне чехи обнаружили партизана. Якобы красного. Хотя на самом деле, могу сказать вам по секрету совершенно определённо: большевики не создают здесь партизанских отрядов.
– Тогда откуда они берутся, красные партизаны? – удивился Яковлев.
– Из народа, точнее, из самого отребья народного. Но, бывает, и справные мужики уходят в партизаны. И таких много.
Капитан наполнил рюмки.
– Да-да. Всё равно из народа. Пусть из неправильного. Этот неправильный народ сбивается в настоящие волчьи стаи, отвечая на зверства чехов и нашей славной контрразведки. Получается, что партизанское движение в Сибири создают генерал Гайда и полковник Зайчек. А адмирал Колчак им не мешает большевизировать Сибирь. Да что там говорить… – он махнул рукой. – Да… с чего же я начал? Ах, да чёртов партизан. Знаю достоверно, он не красный был или большевик. Накануне чехи налетели в его село, стали грабить, девок хватать, баб помоложе. Один мужик, инвалид германской войны, бросился свою жену вилами отбивать и всадил их в живот чешскому сержанту. Для начала чехи выпороли всю деревню поголовно – от младенцев до стариков. Баб и девок тоже пороли наравне. Инвалида этого повесили на церковной двери. Остальных жителей мужского пола – всех без исключения – загнали в вагон, доложили Гайде. У славного брата-генерала, которого Колчак однажды своим преемником объявил, разговор короткий: «Всех под пулемёты!» Так что экзекуциями без границ уже никого не удивишь. А вы там что-то про Сомму, про буров, про правила войны…
– Добром всё это не кончится, – произнес Яковлев.
– Кончится для всех нас одинаково, – заявил капитан, критически осматривая птичью ножку. – Воробьёв они, что ли, теперь рябчиками называют? Уж лучше бы ворон подавали… Тут, дорогой майор, все дело в привычке! Мы привыкаем сечь всех подряд, а все подряд должны привыкать к послушанию и к ежедневной порке по расписанию. С русским народом иначе нельзя. Всё у нас есть, нет только дисциплины – отсюда все беды. Европейцы называют нас рабами – большего заблуждения не бывает. Дураки, ничего за тысячу лет о нас не поняли! Всё наоборот: нет на свете народа, который любил бы свободу больше, чем русские. Уж как Пётр Великий нас к дисциплине приучал! А сколько палок сломал о русскую спину Николай Первый! И Александр Третий тоже старался, а толку? Вот чем кончилось, – он повёл рукой вокруг. – Монархия на помойке, империя там же, а мы с вами сидим в осаждённой крепости. Причём, осаждённой изнутри – вот что самое интересное! Вы сидите в чужом, чтобы не сказать вражеском, мундире, мы грызём воробья и мечтаем о жареной вороне. А то, чему вас в гимназии или университете учили, оставьте для дураков или для ваших новых сослуживцев, англичан. Они лицемеры первостатейные, с удовольствием вас выслушают. И ещё добавят что-нибудь о бремени белого человека, несущего другим народам, диким, вроде русского, цивилизацию в обоймах своих винтовок. Так что на самом деле всё очень просто.