Читать «Наследство последнего императора. 2-я книга» онлайн - страница 237

Николай Волынский

– Да куда ехать-то?

– Всё сейчас узнаешь. Сколько человек в кабину берёшь?

– Одного. Можно двух, если второй на подножку.

– Сейчас ещё сколько там коробков пригонят. Вместе и поедем. Свадебным поездом, – хохотнул он.

Из боковой улицы вылетели со свистом и разбойничьим гиканьем четыре брички и заняли всю площадь. За ними на громадном пегом мерине появился матрос. При каждом шаге лошади всадник подскакивал, шлёпаясь о жёсткое кавалерийское седло, по правому колену его била деревянная кобура маузера.

Присмотревшись к верховому, Павел Митрофанович, прошептал:

– Знаю моремана: Ваганов из Кронштадта. Упёртый эсер. После шестого числа к большевикам перекинулся.

Из пролёток спрыгнули пять красноармейцев и двое рабочих и сгрудились вокруг Ермакова. Тот долго объяснял им что-то вполголоса. Потом махнул маузером и скомандовал, отправляя пистолет за пояс:

– Вперёд! В последний путь сатрапов отправляем!

Первым во главе колонны прошлёпал на мерине матрос Ваганов, за ним загремели колёсами по булыжнику брички. Подкованные копыта высекали и разбрасывали жёлтые искры, которые исчезли, когда лошади сошли на грунтовку Вознесенского проспекта. Двинулся полуфиат, переваливаясь и скрипя рессорами.

– Куда они? – спросил матрос Гончарюк.

– Выясним, – произнес комиссар и зашагал в переулок к автомобилям. – А сейчас уходим.

– Как же так?… – растерянно говорил матрос, плетясь вслед за комиссаром: у него почему-то стали подгибаться колени. – Что ж не так у нас вышло, товарищ комиссар?

Он догнал Яковлева и едва не отшатнулся, когда комиссар резанул его взглядом, полным ярости.

– Вышло… – с трудом выговорил Яковлев. – У нас вышло? – повторил он громко и даже с отчаянием. – Это у меня так вышло. Моя ошибка, моя глупость!..

– Как же вы ошиблись, товарищ комиссар? В чем? Всё же предусмотрели.

– Всё предусмотрел глупец Мячин, только мелочь упустил.

– Мелочь?

– Мелкую мелочь! Пустяковую! Изменившую только что историю России. И наши с вами жизни.

– Не могу понять…

– И я не понимаю. Так опростоволоситься! Скажите, в котором часу мы вышли на позицию к дому Ипатьева?

– В полночь без четверти, тик- в-тик. Я по своим проверил.

– Полночь – да! Только какая полночь?

Матрос, не понимая, что от него хочет Яковлев, скользнул взглядом по светящимся часам комиссара.

– На ваших теперь первый час.

Он вытащил из пистона свою луковицу «Павел Буре»:

– И на моих – вроде секунда в секунду…

– Нет, Павел Митрофанович… Не первый час ночи сейчас, а четвёртый час утра! Время-то… Время советская власть сдвинула вперёд! На три часа. Чтоб народишко пораньше ложился и пораньше вставал, а не вылёживался на полатях.

Матрос остановился и покачал сокрушённо головой:

– Кто бы мог подумать…

– Я!.. – выдохнул комиссар. – Я мог! И должен был подумать! Не подумал, хотя именно для этого мне была дана голова. Решил, что никого на свете нет умнее Константина Мячика, боевика-экспроприатора. И теперь придётся ответить за всё. Точнее, за всех. Так и заметьте себе для памяти: из-за преступной глупости боевика Константина Мячина, он же комиссар Яковлев, была расстреляна русская семья, ни в чем не виноватая перед советской властью, не нарушившая ни одного советского закона и потому для власти трудящихся не опасная. Семья гражданина Романова, бывшего императора, который добровольно отрёкся от власти, так как поверил, что отречением сохранит в России внутренний мир. Его убедили сделать так сначала близкие родственники, потом изменивший присяге генералитет и февральские узурпаторы власти. И все обманули. А советская власть во главе с Лениным пообещала Романовым жизнь. Только жизнь и ничего больше. И тоже обманула.