Читать «Введение в литературную герменевтику. Теория и практика» онлайн - страница 72
Екатерина Ильинична Ляпушкина
Отмеченная закономерность прослеживается и в повестях Тургенева. Так, повесть «Фауст» дает очень яр кий пример отказа от афористической формы, мотивированного личной формой повествования. В первом письме, которое герой повести, Павел Александрович, пишет своему приятелю, он признается: «…а я, знаешь ли, почему стал замечать, что стареюсь? Вот почему. Я теперь стараюсь преувеличивать перед самим собою свои веселые ощущения и укрощать грустные, а в дни молодости я поступал совершенно наоборот. Бывало, носишься с своей грустью, как с кладом, и совестишься веселого порыва» (V, 94). Казалось бы, все условия для оформления афоризма налицо: мысль Павла Александровича охватывает всю человеческую жизнь, то есть возникает самый благоприятный материал для масштабного обобщения; в основе этой мысли лежат и противопоставление, и параллелизм, и парадокс. Мысль буквально «просится» стать афоризмом, стоит только перевести синтаксическую конструкцию в безличную форму и тем самым придать высказыванию обобщающий характер (
Рассмотрим теперь, каковы функции афоризма, оформляющегося в речи повествователя – единственной «говорящей» инстанции романа, лишенной своего «лица», чье слово, именно в силу безликости его носителя, обладает безоговорочной компетентностью. Всякий раз, когда в описание того или иного характера, в рассуждения по поводу мотивов поведения или причин эмоционального состояния кого-то из персонажей вторгается афоризм, обрывая и нередко завершая собою такого рода описания и рассуждения, происходит своеобразный перевод с языка частных конкретных наблюдений на язык обобщения. Вопрос в том, для чего нужен такой перевод.