Читать «Введение в литературную герменевтику. Теория и практика» онлайн - страница 24

Екатерина Ильинична Ляпушкина

Действительно, с точки зрения методологии хайдеггеровские интерпретации не отвечают требованиям никаких научных стратегий. Они производят впечатление своеобразных вольных мистико-философских медитаций на поэтические темы и, конечно, далеки от образцов научного анализа. И тем не менее, при всей кажущейся справедливости адресованных Хайдеггеру упреков, они, по-видимому, оказываются не совсем правомерными, потому что, так сказать, «бьют мимо цели».

Дело в том, что невозможность отыскать в герменевтической системе Хайдеггера критерий достоверности не есть упущение, «провал» системы: эта система и не подразумевает такой возможности, что, в свою очередь, связано с природой той истины, к которой обращено внимание философа.

Хайдеггер неоднократно подчеркивал в своих работах, что необходимо различать «истину» как алетейю, то есть открытость бытия, и «истину» как характеристику верного, правильного знания. Очевидно, что вторая «истина» носит когнитивный характер, тогда как первая – онтологический. И так же очевидно, что только в связи с когнитивной истиной может быть поставлен вопрос о критерии достоверности, такой критерий может вырабатываться и применяться. Но невозможно поставить вопрос о критерии достоверности в отношении к бытию. Осмысленное как способ бытия, как Dasein, понимание не отвечает, не может ответить на «запрос» о собственной достоверности, или общезначимости. Только эпистемологическое понимание, то есть понимание как способ познания, может рассматриваться с точки зрения его адекватности предмету понимания, то есть с точки зрения объективности, достоверности, общезначимости. В области эпистемологии (теории познания) разворачивается любая филологическая интерпретация; она есть способ научного познания.

В отличие от филологии, опирающейся на научную методологию, в том числе от литературоведения, Хайдеггер вообще не озабочен проблемой так называемого объективного знания. Он считает такое знание неистинным: оно есть следствие метафизического мышления со всеми его издержками. Ведь именно метафизическое мышление как раз и предполагает, по мысли Хайдеггера, объективное знание, то есть такое, в основе которого лежит субъект-объектное отношение. От такого знания, как известно, Хайдеггер, вслед за своим учителем Гуссерлем, навсегда отказался. Хайдеггера интересует другое понимание – такое, которое не подразумевает субъект-объектных отношений, поскольку основывается на принадлежности понимающего своему объекту, то есть на принадлежности человека бытию. Эта принадлежность носит онтологический характер, она определяет собою бытие тут-бытия. Только исходя из такой трактовки «истины» и «понимания» можно осознать и специфику хайдеггеровского отношения к искусству. Очевидно, что подход Хайдеггера к искусству и, в частности, к поэзии носит принципиально иной характер, нежели подход литературоведческий. Для Хайдеггера обращение к поэзии есть путь, на котором осуществляется приобщение к истине бытия, или, что в хайдеггеровском смысле то же самое, путь осуществления человеком собственного бытия. Обращаясь к поэзии (в данном случае речь идет именно о читательском обращении), человек прозревает бытие и тем самым осуществляется как человек, то есть как тут-бытие. Но по отношению к прозрению вопрос «верно ли оно?» или «насколько оно отвечает своему предмету?» невозможен, потому что оно не отвечает никакому «предмету» (ведь оно не подчинено субъект-объектным отношениям), оно отвечает только себе.