Читать «Ровесники: сборник содружества писателей революции «Перевал». Сборник № 6» онлайн - страница 39

Ник. Зарудин

Памяти Иван Иваныча

Накипь звезд светлеет. Чище, строже Дышит мир в глухую степь и синь. Спит Иван Иваныч. Чуть тревожит Комиссара нашего полынь. Золотое солнце! Чудный трепет! Вечный мир огромных грозных дум! Словно набегает тихий лепет, В забытьи роняя сладкий шум. То ли жизнь с ее мятежным жаром Вздохом струн забытых долетит… Я не знаю — может быть, с гитарой Писарь наш зарубленный лежит. Может, он угодливо, для славы, Перебрал вам старые басы? Он лежит — весь вытянутый, бравый Комиссар — и хмурится в усы. И рука, протянутая строго… Нет ее. Лишь степь и синева. Что же скажет старая дорога? Что нашепчет новая трава? — Мир ослеп от вашей страшной раны! — Он в борьбе. Он кровью помнит нас! Ни ответа. Спит Иван Иваныч, Только в мире — поздний, тихий час. Только ветер тайно, неустанно Все поет, поет на старый лад. Ни ответа. Только в мире странном Звезды страстно веют и горят. Все, как сон. Совсем, совсем забыто! Только в круге пламенного дня Страшным воплем жизни пережитой Шум забвенья мучает меня.

Песня

Погоняться нам, охотникам, за следом? Полем-юностью домой ли воротиться? Занесло всю землю вьюгой, снегом, В темном поле заяц теплый снится. Все забуду. Молодость ли, друга, — Лавка под боком да ночь напропалую. Слышу — жарко распевает вьюга, Серый зверь все ближе, ближе — чую… Выпадала ты, пороша хороша! Погоняться нам, охотникам, за следом? Пусто, тихо в мягком берегу… От избушки темной еле ведом. Свет-печаль желтеет на снегу — Все белей, туманней за рекою. — Где, ты, радость легкая, да ноша, Ветер в дуле, молодость с тоскою, Счастье красное да светлая пороша?.. Гей, охотники! Вставай, вставай!

В жару…

— Ничего и нам не надо! — Спят забвенные слова. На кладбище — сон, ограда, Та же скука и трава. Поздно, поздно… Там, снаружи Лес, как печь, гудит золой. Хорошо б в такую стужу Выпить пунша под землей! Выпить, крикнуть: — Я был молод, К чорту песни мертвеца! Пусть зияет вечный холод Желтой полночью с лица. В гробовой моей постели Пусть пригрезится в жару: Кто-то юный, в легком теле Бродит с тростью по двору. И беспечной жизнью тонет След его в снегу забыт. За окошком в поздней дреме Жаркий домик весь раскрыт… Дышит Таня. Смутно веет Печка душно-горяча. Так старинно голубеет Тень покатого плеча. Разметался он нетленно Мир любимый с давних пор — Грешной, детски-незабвенной Грустной женщины пробор. — Что ж пунцовая жар-птичка, Не хлопочешь у ворот? Что святая синь-ресничка, Не темнеет от забот? Иль, дозор свой коротая, Красный сон у щек сама Там, свернувшись горностаем, Надышала ей зима? Поздно. Ноги онемели В буйном холоде давно. Нет и сердца… Еле-еле, Свет в окошке… Никого! Никого. Лишь желтоватей Свет, да тень, да стук: — Вернись. Зябко брезжит на Арбате, Только галки кроют высь. …С милым вздохом, в пышной муке, Через бездну долгих лет Ты протягиваешь руки… И — хватает их поэт.