Читать «Стихотворения. Рассказы. Пьесы» онлайн - страница 502

Бертольд Брехт

Как и другие произведения Брехта конца 10-х — начала 20-х годов, пьеса «Барабаны в ночи» была внутренне полемична по отношению к экспрессионизму, прежде всего к его абстрактно-гуманистическим идеалам и этическим представлениям. Брехт считал невозможным правдивое изображение революции, если не исходить при этом из рассмотрения социальных и материальных интересов лиц и общественных слоев, в ней участвующих. Его возмущала идеалистическая позиция тех писателей, которые «отказывались принимать во внимание подлинные, повсеместно наблюдаемые явления и изображали революцию как чисто духовный, этический подъем людей». Эта полемичность, заключенная в самой пьесе, была в дерзкой, вызывающей форме подчеркнута и при ее сценическом воплощении в Мюнхенском камерном театре. Так, в зрительном зале были развешены транспаранты с изречениями из заключительного монолога Краглера: «Нечего глазеески так романтически!» и т. д.

146

СТРАХ И НИЩЕТА В ТРЕТЬЕЙ ИМПЕРИИ

Сцены были написаны в 1934–1938 годах, впервые изданы в 1938 году в Праге, но весь тираж издания пропал в связи с немецко-фашистской оккупацией Чехословакии. В первое издание входило 27 сцен, во все последующие — 24: три сцены — «Выборы», «Новое платье» и «Что помогает против газа?» — Брехт снял, а сцену «Интернационал» заменил аналогичной ей по теме сценой «Болотные солдаты».

На русский язык сцены были переведены в 1941 году и тогда же вышли отдельным изданием. В это издание входило лишь 14 сцен. Многие сцены печатались в журналах. Первый полный перевод был издан в 1950 году в однотомнике пьес Брехта (изд-во «Искусство»).

«В сценах «Страх и нищета в Третьей империи», — пишет В. Миттенцвай, — Брехт показал, как фашизм вторгся во все области жизни, как он отравил и разрушил самые интимные человеческие отношения» (W. Mittenzwei, Bertolt Brecht, Berlin, 1962, S. 194). В этих 24 сценах дана панорама политико-морального состояния всех общественных слоев Третьей империи — интеллигенции и мелкой буржуазии, рабочего класса и крестьянства и т. д., находящихся под гнетом кровавого террора и порождаемого им страха. В рабочих заметках, озаглавленных «Страх и нищета в Третьей империи», давая как бы обобщенный вывод из своих сцен, Брехт писал: «Германия, наша родина, стала народом, состоящим из двух миллионов шпиков и восьмидесяти миллионов подвергаемых шпионской слежке… То, что отец говорит сыну, он говорит, чтобы не быть арестованным. Священник листает свою Библию, ища слова, которые он может произнести, не будучи арестованным. Учитель подыскивает для какого-то деяния Карла Великого такую причину, которую он может преподать ученикам без того, чтобы его за это арестовали. Подписывая свидетельство о смерти, врач выбирает такую причину смерти, чтобы она не привела к его аресту. Поэт ломает голову над рифмой, за которую его нельзя было бы арестовать. И крестьянин решает не давать корма своей свинье, чтобы избежать ареста» (Архив Брехта, 42/45-46).