Читать «Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку» онлайн - страница 38

Вы скажете: что за дурацкие мысли посещают молодого человека первой сексуальной упитанности? Отвечу: их и не имелось в наличии до утра, отчего проще думать о девочках и строить планы на сегодняшний вечер. Но — журналистское задание: отразить ход социалистического соревнования на Рижском судоремонтном заводе ММФ.

Поехал на автобусе в Вецмилгравис. Посмотрел — порасспросил — вернулся. И теперь отражаю, как могу, с вытяжкой из мозгов сознательных рабочих и их подмастерьев. Тем самым заодно и приподнимаюсь на уровень времени, чуток, на те же две копейки, что мы отдаем за «Правду», и позволяющее — в интересах социализма с человеческим лицом — умеренно вольничать на газетной полосе.

Вольничать, но не своевольничать…

Улавливаете разницу? Я тоже не очень-то ее улавливаю. Ориентируюсь на шестое чувство, позволяющее быть и звучать изредка — под литавры.

Редакционный линотипист Фил Гутманис, моих 23 лет отроду, тоже приподнятый на уровень времени, стучит по клавишам, переплавляет свинец в буковки и, словно знаменитый пианист Ван Клиберн, кивает мне, чтобы перевернул страницу. Самому ему доверить столь тонкую процедуру я из-за срочности не решаюсь. Путаник и с причудами: любит похваляться, что попал на работу в типографию по объявлению: «Для набора секретной информации срочно требуется линотипист, не умеющий читать».

— Как же ты набираешь, Филя? — спрашивали у него, клюнув на анекдотическую версию.

— Вслепую.

— И что у тебя получается в результате?

— Хотите для смеха услышать «Филькина грамота»?

— Но ты что-то сечешь в собственном наборе, Филя?

— Сейчас секу и подсекаю.

— А раньше?

— Раньше понимал только на родном-домашнем: мама — латышка, папа — старый латышский стрелок.

— Значит, еврей?

— Интернационалист.

— Ты и с ним «по латвиешу рунал» или на идише «шпрехал»?

— И по-латвийски, и на идише, еще и по-английски.

— Поэтому и взяли на русский линотип?

— Еще и рекомендацию дали в типографию, что я политгод.

— Что-что?

— Политгод по призванию.

— Полиглот?

— Он самый.

— И линотип не взрывается у тебя от перегрева?

— Отливает, как миленький.

— Прости, дружок, но «отливают» в сортире.

— А что? И в сатире! Понадобится — отольем!

Названный по настоянию матери на западный манер Филом, он жил не в ладах с языком, на котором работал, хотя довольно сносно учился на подготовительных курсах при Московском полиграфическом институте. К слову, вместе со мной. А к слову в подверстку добавим: в настоящий момент Фил Гутманис, опять-таки вместе со мной, поступал на заочное отделение редакторского факультета, полагая, что до шестого курса будет списывать у меня сочинения. Но списывание ему не помогало. И он по-прежнему, как в детские годы, в пору параллельного, под давлением просвещенных родителей осваивания сразу нескольких языков, путался в русском.

Следует отметить, что разговорную практику он проходил у своего отца Давида Львовича Гутманиса, знающего язык Пушкина много хуже идиша, хотя в семнадцатом, в разгар революции мог изучить превосходно: находился в Петрограде и охранял, по его заверениям, самого Ленина в Смольном.