Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 25

Константин Георгиевич Шильдкрет

Но стоило Никешке сказать, что он «здоровее здорового» и хочет заняться работой, как Никодим всполошился:

— Что ты, что ты! Побойся бога… Хворь что рысь, — одно лукавство: будто нет, ан — прыг! — и готово, загрызла…

И принялся пичкать Никешку различными настоями из трав, натирать дважды в день какою-то мазью. Кабы не счастливый случай, не миновать Никешке просидеть всю зиму в избе.

Вернувшись как-то раз с работы, Никодим увидел, что мальчик, низко склонившись над чурбаном, чем-то увлекся. Он сделал шаг вперед и замер на месте. Никешка, закусив нижнюю губу, пытливо вглядывался в развороченные внутренности летучей мыши.

— Свят, свят! — воскликнул иконник, истово крестясь и сплевывая через плечо. — Дверь-то!.. Открыта дверь-то у нас!

Пойманный на «месте преступления» мальчик вскочил и виновато опустил голову.

Никодим молча завернул мышь со всеми ее потрохами в дерюжный лоскуток и приказал Никешке:

— Забрось как можно подальше.

Никешка безропотно выполнил приказание монашка, и когда возвратился, Никодим мрачно проговорил:

— Ты не подумай… я не то чтобы… не супротивник я…

Мальчик доверчиво приник щекой к дряблому плечу старика. Разве ему не понятен гнев учителя? То не гнев, а страх за него, прослывшего порченым. Не приведи бог, увидел бы кто потрошеную мышь на чурбане — ну, конец тогда: обоих обвинили бы в колдовстве и, уж конечно, сожгли. Но как быть? Как расстаться с мыслью о крыльях? Как разгадать тайну? Сесть бы на сотворенную птицу, распластать, подобно коршуну, крылья и скользить себе над починком, а то и над всею вотчиной. Ведь вот же по воле ребятишек летает змей. Так почему же нельзя такого запустить змея, чтоб на нем сидел он, Никешка?.. От одной думки дух захватывает!..

На дворе бушевала метель. Разметав во все стороны седые космы, она всей своей жесткой силой швырялась снегом в избу Никодима. В пазах бревенчатых стен злобно, настойчиво выл ветер. На крыше так улюлюкало, топало, кувыркалось, плясало, что чудилось — вот-вот рухнет подволока и белая мгла похоронит в себе тесно прижавшихся друг к дружке учителя и ученика.

Но в избе было уютно, тепло, пахло сосновой смолой, лыком, мятой, ладаном, красками. У Никодима и Никешки сами собой смежались веки, дыхание становилось ровней, глубже, дремотней. И вот они забылись во сне…

С утра все пошло как будто по-старому. Иконник украшал церковь росписью, а его ученик добросовестно занимался резьбою по дереву и, когда требовалось, помогал, как мог, в создании сканых рисунков.

Никодим давно понял, что иконника из Никешки не получится, — не лежит к этому душа мальчика. Вот дома ставить, да украшать их причудливою резьбой, да постигать сканое дело — на это он гораздо охоч. Тут его неволить не надо: так загорится — не оторвешь. Сколько уже потешных усадебок он понастроил — и все одна лучше другой. А как наловчился резьбе по дереву — загляденье и только! Что ж, станет Никешка Выводков когда-нибудь добрым зодчим и резчиком, и на том спасибо. Добрые люди скажут, что не обошлось тут без помощи монашка Никодима.

Так думал иконник, но в то же время беспокойные мысли ворочались в его голове: «Слов нет, любо малому зодчество. Любо, да не совсем. Крылья — вот что ему втемяшилось. Никак позабыть не может про птицу, кою измыслил я. Околдовало его то диво дивное».