Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 172

Константин Георгиевич Шильдкрет

Нагруженные богатой добычей, запорожцы повернули домой. Но нерадостно было их возвращение. Пока в Диком поле шли бои, часть орды сделала большой крюк и в пух и прах разорила запорожские селения. Татары не оставили камня на камне. Лишь малая горсточка людей кое-как спаслась от погибели. Остальных же или зарубили, или угнали в плен.

Кошевой не мог примириться с таким бесчестьем. Узнав, что один из вражеских отрядов продолжает еще свирепствовать невдалеке, он бросился с сотней казаков вперед. Вот тут-то его и подстерегала беда. Вместо небольшой разбойничьей своры, он встретился с целым полком крымцев. Завязался неравный бой. Сечевики бились отчаянно, беззаветно. Но сила сломила соломинку. Из сотни казаков уцелело лишь полтора-два десятка. Все они вместе с кошевым были взяты в плен.

Невольникам связали руки, сквозь ремни, больно сжимавшие запястья, продели шесты и, обмотав шеи каждого десятка пленников одной веревкой, погнали в Крым.

Цепь верховых держала концы веревок и время от времени подхлестывала запорожцев нагайками. Раз в день, на коротких привалах, невольников кормили какою-то падалью.

Еле живыми добрались они до турецкого города Кызыкерменя, что расположился на правом берегу Днепра. Прослышав о прибытии пленников, в Кызыкермень съехались торговые люди из Кафы, Хазлева, Хаджибея и других мест.

Невольников привели на рынок, находившийся подле мечети. Покупатели деловито осматривали сечевиков, тыкали их кулаками в грудь и живот, щупали пальцами зубы…

— Как же ты спасся? — с явным сочувствием спросил государь.

Кошевой, растроганный участием Ивана Васильевича, благодарно склонил голову.

— Русский спас меня. Тоже пленный. Двадцать лет был в неволе, а все тосковал по своим. Он и помог. Вместе бежали. Много рассказывать, государь… Как-никак, а до рубежа добрались. Там уже легче стало. Узнали, что близко караул стоит русский. К нему и пришли…

— А где тот русский? — полюбопытствовал царевич.

— Мы с ним вместе служим. В ратниках мы московского войска. Как отлежались, так прямо и пришли к воеводе…

Этот рассказ о злодеяниях крымского хана и многие другие подобные ему очень скоро широко распространились в народе. Вот почему Выводков нисколько не удивился, когда Обеляй сказал ему, что с полетом птицы придется временно пообождать.

— Только и страшатся орды крепостей наших, — убеждал Никиту Обеляй. — А ты вон какой зодчий! Тщись, Никита. Верой и правдой служи государю. Ты — ему, он — тебе. Запомни и… — он прискорбно вздохнул, — и не ходи кривыми путями. Как бы в яму не угодил. Себя не жалеешь — Фиму с Ивашкой и Матвейкою пожалей. Боюсь, не снести тебе головы.

Никита в последнее время стал замечать, что Обеляй держался далеко не так, как прежде, — он все больше поучал, либо предостерегал от чего-то недоброго, либо говорил притчами о нерадивых рабах и людях, платящих черною неблагодарностью за благодеяния. Что же касается Игнатия, так тот и вовсе перестал бывать у Выводкова. Когда же Никита при случайной встрече с ним спросил, почему он «забыл его дом», тот без всяких обиняков ответил: