Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 165
Константин Георгиевич Шильдкрет
Рассказ Обеляя подходил к концу. Никита сидел подавленный, разбитый.
— Чудища адовы! Чудища! — проговорил он с болью, когда Обеляй примолк, чтобы немного передохнуть. — Неужто есть на свете звери такие?
— Выходит, есть. Каких, каких только чудищ на свете не бывает! Слава богу, вдоволь нагляделся на них.
Обеляй потянулся, зевнул и перекрестил рот.
— Однако заговорился же я, все нутро пересохло…
Выводков предупредительно подал ковш квасу.
— Кушай, Иван Митрич, на доброе здравие.
Старик залпом опорожнил ковш.
— Отменный квасок, — похвалил он, облизнув кончиком языка усы. — Горазда хозяюшка твоя вкусными едой-питьем лакомить… — И с удовольствием крякнул. — Хорошо! Всему нутру сладко… Да-а… Так досказывать или устал меня слушать?
— Что ты, что ты, Иван Митрич! Жду.
Обеляй самодовольно улыбнулся и погладил ладонью свой впалый живот.
— Да будто бы все…
— А кончилось чем? — не терпелось Никите узнать. — Чаю, упредили злодейство?
— Как не упредить? Упредили.
Все разрешилось благополучно. Замятию поймали в ту самую минуту, когда он, стремясь выполнить свой страшный замысел до того, как о нем прознает воевода, поджег пропитанную смолой и протянутую к зелейной казне бечеву.
В застенке он сразу развязал язык и выложил все начистоту.
— Так-то, Никита, — поднялся, хватаясь за поясницу, Обеляй. — И то еще благодарение богу — изловили злодеев. А уж с работными и крестьянишками так разделались…
— А с ними за что? — возмутился Выводков.
— А за легковерие. Развесили уши, послушались лжепророков, побросали работу — и в леса.
Обеляй искоса взглянул на Никиту.
— Что? Или, по-твоему, снова несправедливость?
— Несправедливость, Иван Митрич.
— Еще раз упреждаю, Никита: остерегись, двум богам не служи, пропадешь за милую душу. Не в свои дела суешься. Вон третьего дни донесение было новое от архимандрита… Смотри, как бы не сменили милость на гнев. Как бы замест того, чтобы в дьяки угодить, не попал бы в застенок. Покуда ты царев верный раб — и с тобой все по-хорошему, а оступишься, в лес потянешь — волком для царя обернешься. И то поговаривают про тебя…
Выводков поник головой. Опять донос!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
ВОЛШЕБНАЯ ПТИЦА
Фима ходила мрачнее тучи. Испортил Никита мальца. Совсем Матвейка отбился от рук. Чуть проснется — лба не перекрестит, сразу за науку. Но это бы еще туда-сюда. Куда хуже по целым неделям не видеть племянника. Мало Никите самому из дому пропадать — он еще и паренька к тому же приучил.
— Прямо порченые. И Никеша порченый, и Матвейка не лучше, — все чаще жаловалась Фима Егоровне.
При слове «порченый» Обеляиха каждый раз испуганно вздрагивала, мысленно осеняла себя крестом и печально вздыхала:
— Мы что? Наша доля бабья. Слушай и молчи. Гляди и снова молчи.
А однажды, когда Фима очень уж разохалась, старушка, чтобы ободрить ее, прибегла к такому доводу, который и ей самой казался неопровержимым.
— И то, доченька, взять, — сказала она. — Вот хотя бы мой Митрич. Ума — палата у Митрича моего, а он не сетует на умельство твоего Никиты. Хвалит. Вот ведь как — хвалит.