Читать «Крылья холопа» онлайн - страница 117
Константин Георгиевич Шильдкрет
— Не этого ждал, — уже сдавленным и полным щемящей тоски голосом сказал он. — Верилось, в последний час бога вспомнят. Его устрашатся. Хотел, всем сердцем и помыслами тщился поверить, что страха ради перед высшим судьей правду всю выложите. Но сами вы себе погубители. Не думал, что до пытки себя доведете, сами в застенок полезете…
Однако бояре, страшась гнева царского, упорно стояли на своем: и в мыслях-де они не изменяли отечеству, своему государю Ивану Васильевичу.
— Чисты, значит? — чуть слышно зашевелил губами царь. — Вы не вы? То Курбский? Не вы?!
— Он… Мы чисты… Один он, — заунывно тянули бояре и снова сделали попытку пасть на колени. — Помилуй… чисты мы…
— Так вот вы как! — разъярился царь. — Малюту сюда!
А Малюта уже на пороге.
— Подать тех!
Дверь в сени широко распахнулась. У входа неподвижно стоял Тешата.
Тукаев вскрикнул и отпрянул к стене.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПОЗДНЕЕ РАСКАЯНИЕ
Бояре были скованы парами, друг к другу спиной: Челяднин с Прозоровским, Овчинин с Тульевым, Щенятев с Тукаевым. В подвал, куда бросили узников, не доносилось ни звука с воли. Крысиная возня еще более усугубляла и без того преисполненное тревогой молчание.
— Доколе же, бог мой! — застонал Прозоровский. — Невмоготу… Умираю…
На этот раз никто не усомнился в искренности его слов. Все узники испытывали на себе страшное действие тупых железных шипов, которыми были усыпаны кольца, охватывавшие их шеи, руки и ноги.
Забывшись, Прозоровский сделал неосторожное движение и так дернул цепь, замыкавшуюся на шее Челяднина, что у того чуть не надломился кадык.
— Медведь! — зло заворчал он. — Наплевать ему на других! Самому лишь бы повольготней… Ой, ой, опять! Да не мотай же ты головой!
— Прости, — промямлил Прозоровский. — Сам не понимаю, что делаю. — Потом, передохнув, прибавил как бы про себя: — И за что стражду так? Знал бы, каково неразумен Тукаев, ввек не связался бы с ним.
Тукаев затрясся от незаслуженной обиды.
— Ну погоди! Ужотко воздам разумнику. Отпотчую за поношение! — И так рванул цепь, что у Щенятева от боли глаза выкатились на лоб.
Слово за словом, ссора охватила всех узников. Они подняли такой шум, что даже крысы и те попрятались по норам.
— Ты, ты! — задыхался Щенятев. — Ты это… он, он, ты… — принялись бояре сваливать один на другого вину за свое заключение.
— Я вам покажу. Я вам дам! — чуть не рыдая от сознания бессилия, надрывался Тукаев. — А кто казну собирал? Кто? А зелейная казна? Ее кто хранил? Я вам покажу!
Челяднин вдруг опомнился.
— Тише! Верьте мне, я-то уж знаю, тут и стены уши имеют. Да вот, ей-богу, скрипит.
Все сразу притихли. Ближний боярин, с трудом волоча за собой упиравшегося Прозоровского, подполз к одной стене, к другой, к третьей. Нет, словно бы тихо.
— Видно, поблазнилось, — облегченно вздохнул он.
Утром бояр расковали и по одному увели на допрос.
В тот день, всем на удивление, с узниками обращались весьма уважительно. Эта поблажка нисколько, однако, не послужила им в утешение. Они поняли, что государю не удалось еще окончательно распутать весь клубок заговора.