Читать «Буковски. Меньше, чем ничто» онлайн - страница 94

Дмитрий Станиславович Хаустов

/ но я наблюдаю и учусь у них. / мне нравится то малое, что они знают, / которое столь огромно».

О людях он такого не писал. Напротив, человек – совсем другой зверь, едва ли умудренный, но невероятно опасный. Об этом – стихотворение The Beast, где именно человек выступает в роли самого страшного из зверей:

«может быть, Беовульф и убил Гренделя и мать Гренделя, но он не смог бы убить вот этого: он бродит вокруг, скрюченный и раздраженный размахивающий метлой смеющийся и убивающий побеги немцев гладиолусы он сидит в ванной с куском мыла и читает газету о Бомбе и Вьетнаме и автострадах и он улыбается и затем вылезает голышом не вытирается полотенцем идет наружу и насилует маленьких девочек убивает их и выбрасывает их в сторону как мясную кость <…>»

В звере этом узнается наш старый знакомый изверг Мартин Бланшар, в нем узнается средний человек, который, с точки зрения Буковски, и есть главное зло этого мира. Сытый, самодовольный зверь в обличье цивилизованного человека – это ли не отголосок давнего руссоизма, осуждающего всякого высококультурного человека перед лицом простого и доброго, совершенного дикаря?

Едва ли. Буковски никогда не демонстрировал пафоса возвращения к природе, и все подобные декларации, которых в его время было навалом – к примеру, у Миллера и у битников, – он, как правило, высмеивал за глупость и пошлость. Более того, сам Буковски – и мы это знаем – вопреки своему литературному образу вполне себе цивилизованный, культурный человек: он очень начитан, он любит академическую музыку, он замечательный собеседник. Далеко не самые близкие, не самые, скажем так, заинтересованные люди могли говорить о нем такое: «Чарльз Буковски был изумительным собеседником – обаятельным, дерзким, смешным и мудрым. Сыпал блестящими афоризмами с идеальной подачей. Вероятно, отточил свой немалый рассказчицкий талант в те счастливые времена, когда по молодости развлекал посетителей в очень людном филадельфийском баре, который впоследствии обессмертил „Пьянью“. С такой публикой Буковски был как дома и свою теннисную партию вел с живостью. Он был мастером диалога – и формы его, и ритма: вопрос и ответ, пауза и движение. Ему удавались сюрпризы между строк, емкие доводы и возражения. Из этой идеальной речевой манеры, из безошибочного музыкального слуха на фразу, на контрапункт фраз и произрастали его лучшие стихи, рассказы и романы». Или еще: «Больше всего меня поражают его абсолютная ясность и дисциплинированность ума».