Читать «Буковски. Меньше, чем ничто» онлайн - страница 107
Дмитрий Станиславович Хаустов
То ли дело Буковски. Он знает, что такое настоящий минимализм, он понял малую суть вещей. «Мой вклад состоял в том, чтобы распустить и упростить поэзию, – говорит он. – Сделать ее человечнее. Другим я облегчил задачу. Я их научил, что писать стихи можно так же, как пишешь письмо, что стихотворение даже может развлекать и священное в нем не обязательно…» «Мне кажется, гений – это способность выражать трудное просто». Но гений – отнюдь не возвышенный наблюдатель, который упрощает разве что для прочистки кармы. Сам гений прост, как просты его объекты: «Я ведь очень обычный, простой человек. Гений у меня присутствует, но общий знаменатель его очень низок. Я прост, я неглубок. Гений мой произрастает из интереса к шлюхам, рабочим людям, трамвайным кондукторам – к одиноким, прибитым жизнью людям. И мне бы хотелось, чтобы именно эти люди читали мою писанину, – все эти ученые комментарии, критика или похвалы, которые между мной и этими людьми встревают, мне совсем ни к чему».
Простота, которую ищет Буковски – и которую, разумеется, он реально познал, ведя свой «вторичный образ жизни», – декларативно подлинная, всамделишная. Не та, что у интеллектуалов – Кейджа, Сэлинджера или битников, в которых «видна какая-то фуфлыжность». Простота – не фантазия и не восточная экзотика, она – правда повседневной жизни. Чтобы увидеть эту простоту и выразить ее в произведении, нужно спуститься на землю, самому стать простым. И далее по списку: жить в меблирашках, работать на почте, пить со шлюхами, драться с барменами. Это вам не паломничество в сказочную Лхасу. Пускай Джон Кейдж выходит на сцену к своим интеллектуалам с потными ладошками и просиживает беззвучно целое отделение. Буковски знает: настоящее искусство должно спуститься на землю и выйти на улицу – такова будет его простота, а значит, и единственная его истина.
Минимализм Буковски, его стратегия опрощения выполняет множество функций. Она отличает его от коллег – от обычных писателей – так же, как и от прочих минималистов. Она задает его произведениям объект, содержание (простая жизнь) и стиль (простой язык, простое – или белое, нулевое – письмо). Она дает ему полемическое оружие: в оспаривании своего места под литературным солнцем всегда можно использовать минималистский аргумент и сказать, что конкурент недостаточно прост, слишком вычурен, избыточно интеллектуален.
Вот пример. Поэтическое опрощение – не новость для литературы США. Старший современник Буковски, великий поэт Уильям Карлос Уильямс также декларировал поэтическое опрощение. Его интересовали не идеи, а сами вещи. Действительность, скажем, сам город Патерсон, штат Нью-Джерси, был для него «великим философом», само бытие в простоте своей мыслило и выговаривалось: «Еще не взошла трава, а люди уже вышли, / и голые ветви всё хлещут ветер – / когда ничего нет в промежутке / между травой и снегом в парках и в тупиках / – Скажи, нет идей кроме тех, что в вещах, / ничего кроме пустолицых домов / и цилиндрического изгиба / деревьев…». Это ли не минимализм – поэтический и, безусловно, критический («нет идей кроме тех, что в вещах»), как у Торо?.. Но оценил бы Буковски