Читать «Ярое око» онлайн - страница 183

...После полудня нестерпимая жара заставила сделать привал. В горле так пересохло, что глотать стало невмоготу. Он остановился в тени одинокой гряды. Ветры и дожди за тысячи лет обнажили каменный скелет, прорыли в базальте ущелья, оторвали огромные бурые глыбы, но гряда по-прежнему незыблемо стояла в степи.

— Неуж заплутали мы с тобой, Пепел? — Сокольничий хрустнул песком на зубах и в гнетущей задумчивости облизнул пересохшие губы. В молчании он исследовал каждую складку небольшой гряды и наконец отыскал источник, растрескавшееся дно которого охранял тарантул.

— Ничего, брат. — Савка обнял за холку коня и долго стоял, уткнувшись лбом в его дуговатую шею. — Катучий камень мхом не обрастает. Доберёмся до наших.

* * *

...Огня не разжигал: в ночной степи он виден каждому — даже спящему под тремя одеялами слепому; шалаша или другого гнезда-лежанки из веток не рубил — ночевал под открытым небом (благо позволяла погода), бросал под голову лишь седло да укрывался попоной. Измотавшись за день, он быстро засыпал: будто на ковыльных ногах, добирался до ближайшего куста, наматывал на руку повод и падал без ног; веки слипались, как тесто. И опять в его закрытых глазах, на самом мерцающем дне, начинали возникать видения. Он вдоволь пил холодной родниковой воды, ел горстями малину из туеска и стоял в чём мать родила под хлябями небесными, подняв к небу руки, слушая, как в дожде пролетала слюдяная стая бесшумных птиц.

...А потом он видел себя будто со стороны: он лежит на берегу реки, как лежал с соседской ребятнёй прежде, когда они шумной гурьбой бегали загорать и жгли до малиновой красоты оголённые спины... Но теперь он один, вокруг ни души. Только конь опасливо прядал ушами, прислушивался к его дыханию, косил фиолетовым глазом и тыкался ему в плечо шелковистыми губами, точно хотел о чём-то предупредить.

...А потом в розовеющей сирени небес, где-то за облаками ожил далёкий колокол. Савке казалось, он разлепил глаза: мираж из сонливого дыма дрожал, преломлялся... Контуры горизонта сливались с небом и облака шептали что-то родное и близкое с детства, точно слова материнской молитвы. Он силился их разобрать... и вдруг услышал нежный голос Ксении... её слова ручьились в воздушных струях, лёгкие, крылатые; вызванивались хрустальным поминальным звоном, в котором слышалась и христианская молитва, и Русь языческая, изначальная:

«...Помни истину предков наших, лишь пройдя сквозь череду испытаний лихих, обретёшь ты настоящую веру. Следуй сему, мой ясный сокол, воротись героем... Не горюй, пусть любовь и вера согреют тебя.

Батюшка-свет, вольный ветер, ты всюду рыщешь, всюду свищешь, никому тебя в лихой узде не удержати, в глухой темнице не спрятати... Не студи моего суженого Савушку, не секи его злым дождём, не пали жгучим солнцем!.. Слышишь? Отзовись!..

Царица свет водица, все моря, все окияны, реки и озёра, все ручьи и ключи малые... тобою полны-нолнешеньки; всех-то ты поишь, всем ты жизнь даёшь! Пожалей моего любого, не дай ему от жажды истомиться в пустынях, сгинуть бесследно в топи беспролазной!.. Слышишь ли? Отзовись!